Сорок третий номер…
Шрифт:
Анна рассмеялась и потрепала его по волосам.
– И у нас все хорошо. Через полгода собираемся в новую командировку. На этот раз – в Албанию.
– А почему глаза отводишь? – разошелся Голота. – И смеешься как-то неестественно…
– Андрей! – тетя Таня хлопнула ладонью по столу. – Как тебе не стыдно!
Анна взяла со стола десертную ложечку, поиграла ей, словно что-то обдумывая, и медленно произнесла:
– Уверяю тебя, Андрюша, что мои отношения с мужем хороши, как никогда. Он любит меня и, между прочим, очень хорошо относится
– Он придет! – воскликнула тетя Таня, всплеснув руками. – С радостью!
Вечером следующего дня Андрей отутюжил рубашку, неумело повязал галстук, расчесал гребнем непослушные волосы и, перед тем как выйти из дома, заглянул в комнату к тете Тане. Та сидела на кровати и плакала.
– Ну чего ты? – пробормотал Голота. – Нездоровится опять?
Она подняла на него мокрые глаза, провела ладонями по мешковатым щекам и всхлипнула:
– Плохо мне, Андрюша… На сердце что-то неладное. Словно предчувствие.
– Ну какое еще предчувствие? – Голота постарался придать голосу веселость. – Вечно ты… надумываешь. Все ведь хорошо. И тверезый я уже третий день.
– Не знаю… – тетя Таня покачала головой. – Будто навсегда уходишь. Будто не свидимся больше.
Андрей театрально вздохнул и возвел глаза к потолку.
– Ну еще новости!
– Впервые такое, – пожаловалась женщина. – Болюче на душе, как будто меня толкает кто и нашептывает всякую жуть.
Голота сел рядом и обнял ее за плечи.
– Ну хочешь, не пойду никуда? Тоже мне – событие!
– Нет-нет, – спохватилась тетя Таня. – Это нехорошо. Тебя ведь ждут там. Хорошие люди. Ты на меня не смотри. Я расклеилась просто. Иди. Не обижай Анечку.
– Ладно, – он чмокнул ее в лоб. – Я не надолго. А ты возьми себя в руки. – Он на секунду задержался, словно пытаясь получше рассмотреть ее лицо.
«Постарела совсем. И сдала. Из-за меня… Это тоже – моя вина!»
– Знаешь, – он сжал ладонью ее тяжелую, морщинистую руку, – я хотел… сказать тебе…
Слезы потекли по щекам тети Тани теплыми струйками. Она уже не пыталась их остановить.
– Ой! Ведь и впрямь прощаешься…
Удивительное дело. Голота только сейчас вдруг подумал, что у слов «прощаться» и «прощать» – один корень, один исток. Зачем он об этом подумал?
Тетя Таня перекрестила его на дорогу, а раньше никогда так не делала. Она долго, с тяжелой грустью смотрела на дверь, закрывшуюся за племянником, и теребила дрожащими пальцами носовой платок. А через минуту в соседней комнате что-то грохнуло. Созвучно предчувствиям – пугающе. Женщина схватилась за сердце. Она догадалась. Ей даже не нужно было идти в комнату Андрея, чтобы убедиться в своей правоте, потому что и так понятно: со стены упала фотография Весты в стеклянной рамке.
Константин был преувеличенно весел. Он сыпал анекдотами и ежеминутно подливал Андрею в бокал импортное
– Настоящий скотч! – Бабицкий щелкнул пальцем по золотистой этикетке. – У нас такого нет даже в «Интуристе».
– Перестань его спаивать! – Анна отобрала бутылку у мужа и сердито отставила ее на другой конец стола. – Ты же знаешь, что ему нельзя пить!
– Тебе нельзя пить? – театрально изумился Константин, наклоняясь к Голоте. – Женщина запрещает?
Андрей уже успел захмелеть и поэтому купился на подначку.
– Женщина! – рявкнул он, хлопнув ладонью по тарелке. – Ты какое право имеешь мне запрещать? Ты мне кто, жена, что ли?
Анна окинула его презрительным взглядом, пошевелила губами в беззвучном ругательстве, решительно вернула бутылку: «На, пей!..» – и вышла из комнаты.
Вечер не клеился. Он казался тусклым и злым. Голота забыл об Анне, как только та оставила его с мужем и с бутылкой наедине. Еще несколько часов назад Андрей представлял себе этот вечер совсем другим. Но «скотч» переиграл его, обманул. Как в мрачной, нелепой сказке с печальным концом. Вечер потонул в беспамятстве.
Позже, на суде, Константин рассказывал, глотая слезы:
– Простить себе не могу, что, по сути, сам приблизил трагедию, что собственноручно напоил этого мерзляка… Но я думал: выпьем как следует, поболтаем… Я даже предположить не мог, какое животное получается из Голоты в пьяном угаре.
Со слов Константина выходило, что поздно ночью он, уже уставший, направился в спальню отдыхать, а его жена попыталась угомонить разгулявшегося Андрея и уложить его спать в гостиной.
– Она всегда с ним нянчилась! – горько вздыхал Константин. – Носилась как с писаной торбой! Вот и доносилась…
Следствие определило, что в ту проклятую ночь пьяный, ничего не соображающий Голота попытался изнасиловать Анну (на убитой почти не было одежды). Та сопротивлялась (посуда разбита, со стола сорвана скатерть, у убитой поцарапано лицо), но не смогла одолеть разбушевавшегося гостя. Тогда она обхватила рукой его шею «в замок» и попыталась применить удушающий прием, чтобы освободиться. Голота стал задыхаться, машинально схватил с пола упавший кухонный нож и ударил им свою жертву в живот (жертва истекала кровью именно в гостиной, на диване, продолжая в агонии обвивать руками шею Голоты). После чего и сам потерял сознание, впал в забытье, перешедшее в пьяный, беспробудный сон.
Суд признал правоту следствия.
Водка долго играет с человеком, веселит его, храбрит и утешает. А потом убивает. Она приносит беду, словно разваренный картофель в дымящейся кастрюле, и обрушивает ее на голову, на плечи. Как тогда, в далеком детстве. Просто опрокидывает кастрюлю – и все гаснет.
Последний лучик умирающего солнца исчез за громоздкой, скошенной амбразурой окна. На воле очередной хлопотный день сменился мирной ночью, полной жаркой любви или холодного покоя.