Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
— Вы думаете? — обречённо спрашиваю. И даже не уточняю, кого корректный дворецкий называет «этим упрямцем».
— Несомненно. В этом случае дело рискует затянуться до утра. А если вы встретитесь с ними сию минуту — потратите не более часа. Послушайтесь доброго совета, сударыня Ива, идите.
И мне, скрепя сердце, приходится плестись наверх и битый час вертеться в вооружённых сантиметром железных руках некоего энергичного господина в голубом долгополом пиджаке с зелёными декоративными заплатками на локтях. Мастер Анри набрасывается на меня с воодушевлением охотника, трое суток сидевшего в засаде на зайца и подстрелившего вместо того упитанную лань. Моя грудь приводит его в восторг, а плоских как рыбы ассистенток повергает в уныние; он восхищается
Подоспевший вовремя дворецкий объявляет «брейк», разводит нас по разным углам и отпаивает чаем. Затем что-то успокоительно шепчет на ухо моему сопернику. Мастер Анри Руайяль задумывается, сияет и крепко жмёт Константину руку, не допив, бросает чашку, расшаркивается, целует мне ладонь и мчится вон, прихватив плоскогрудых ассистенток.
Я сижу как пришибленная. Сама себе напоминаю кубик Рубика, знаете такую головоломку? В детстве, когда нам с братьями надоедало с ним возиться, мы просто разламывали его и собирали цвет в цвет, вставляя элементы в нужные пазы. Вот и я сейчас… вроде бы и в цельности, но как будто каждую частичку бесцеремонно вытащили, повертели и вставили назад.
— Что вы ему сказали? — слабым голосом интересуюсь.
— Я ему сказал следующее: если его вызвал господи Николас, пусть господин Николас сам и объясняет, что он хочет на вас видеть. В конце концов, мастер снял мерки — и довольно с него, а вы уж сами определитесь, что вам забраковать, а что оставить. И не волнуйтесь за результат: господин Анри — лучший модельер в городе, поверьте, у него могут себе позволить одеваться далеко не многие.
— В том-то и дело, — я опускаю глаза. — Константин, вы, конечно, можете обо мне думать, что угодно, но только я всю жизнь зарабатывала для себя сама. Я не хочу ни от кого зависеть. Просто сейчас так получилось, что я вынуждена принять помощь вашего хозяина, но это не значит, что теперь я должна сесть ему на шею.
— У него достаточно крепкая шея, поверьте, сударыня. — Константин наливает мне свежего чаю. Спохватившись, предлагаю и ему, и он, благодарно кивнув, присаживается. — Если бы вы знали, сколько он тратит на свои не слишком невинные увлечения, вы бы не были столь щепетильны.
— Это другое дело, — угрюмо отвечаю.
— Конечно, другое. Но ведь и вы другая женщина, сударыня Ива. Видите ли, — дворецкий задумчиво подпирает подбородок кулаком, и жест этот, такой простецкий, вдруг совершенно меняет его облик. — Господину Николасу просто необходимо о ком-то заботиться. И, говоря откровенно, нам — его окружению — было бы приятнее, чтобы он заботился о вас, чем о каких-то своих… — он с чувством добавляет, — финти-флюшках.
Я даже краснею от того, какая рифма напрашивается на последнее словцо.
— Ну, — нерешительно начинаю…
— Оставайтесь с нами подольше, сударыня, — говорит дворецкий. — Пока вы — серьёзная, рассудительная женщина, родственница, —
— Да ведь вы знаете меня всего ничего. Почему вы решили, что я как-то могу на него повлиять?
— Насмотрелись, сударыня, — коротко отвечает Константин. — Разок попадёте к нему на раут — увидите, от кого отличаетесь. Прошу меня извинить, но мне пора возвращаться к своим обязанностям.
Вздохнув, я иду изгонять из ванной Рика.
…Побудьте немного воспитательницей для нашего мальчика, сударыня Ива. Пожалуйста.
И как в этом мальчике сочетается столько?
Как в Маге, неожиданно думаю. Он тоже полон противоречий. Взрывной характер — и галантность к дамам-родственницам. Цинизм и желчные рассуждения о том, что в каждом из нас много дряни заложено — и досада, что не подумал о больной девочке, и полдня, потраченных на заглаживание этого промаха. Нетерпение ко мне — и безусловное обожание дочек, виденных пока лишь при посредстве сэра Майкла. Трижды он жадно смотрел кусочек моих воспоминаний с детьми, трижды…
…И фиалки для меня и Гели.
Они с Николасом братья, но абсолютно разные, и непостижимы для меня оба. Я не психолог, мне трудно в этом разобраться, и возможно, на обоих я смотрю предвзято: на Магу — с высоты своей обиды, на Николаса — сквозь пелену начинающегося обожания, как, бывало, взирала на сэра Майкла. Обожание-то притихает, начинаешь видеть паладина более объективно, но всё равно любишь его как друга, со всеми его закидонами. Думаю, и с Ником будет так же. А вот что мне делать со своим отношением к Маге? К Маркосу? И прав сэр Джон, говоря: нам есть ради кого проявлять терпение…
Я вытираю Рикки пушистым полотенцем, которое он баловства ради начинает пожёвывать, и грожу пальцем: уймись, обжора! Будешь хорошо себя вести — получишь вкусненькое, а сейчас пойдём заниматься, раз учитель задание оставил. Ящерок привычно прыгает на моё плечо. Подумав, я разрешаю ему остаться. Аглая наверняка раззвонила на весь дом, какая у новой гостьи диковинная зверушка, так что прятаться теперь глупо.
У входа в библиотеку две девушки в таких же форменных платьях, как у Аглаи, старательно сметают метёлочками несуществующую пыль с вазы и какой-то скульптурки на небольшом консольном столике. Приседают в книксене и скромно опускают глаза. Ящерок на моём плече приосанивается. Милостиво киваю, захожу в нужную дверь и пока не закрыла — чувствую на спине жадные взгляды. Разведка в действии…
Прикрыв за собой дверь, вслушиваюсь. На той стороне — быстрое перешёптывание и затем порсканье ног. Всё, побежали докладывать остальным.
— Жаль, что ты только один, Рикки, — серьёзно говорю. — Представляешь, будь у тебя тоже брат-близнец — вот был бы повод почесать языки! Ну, однако, нам пора за работу. Давай посмотрим, что у нас здесь.
Объёмистый том достаточно тяжёл; я пытаюсь его притянуть поближе, но кресло низкое, рухнув в него, я существенно придавливаю книгой ноги. Неудобно. Взгромождаю фолиант на стол, подтаскиваю кресло ближе и устраиваюсь в нём на коленях. Придерживая на нужной странице руку, смотрю на обложку. Что это у нас?
«Голубиная книга. Мифы и реальность».
Н-да. Название пока ни о чём не говорит.
Открываю. И что мне в этих картинках?
На одной — тонконогий изящный единорог с грустными загадочными очами. Грива кольцами завивается до самой земли, белоснежный хвост стелется шлейфом.
На другой — огненно-рыжий остророгий конь, яростно попирающий копытом змеиный клуб. Чем-то похож на Васютиного Чёрта, только иной раскраски.
Наконец, неизвестный чёрный зверь, напоминающий раздутую торпеду с мощными четырёхпалыми лапами, разинутой алой пастью, усами, как у старого сома. Рог на носу какой-то несуразный, как затупленный штырь. Общее с предшественниками — разве что костяной нарост на башке и число конечностей.