Сороковник. Книга 3
Шрифт:
— На улице, гуляли с собаками. — Анна бледнеет. — А что?
— А то, — Николас медленно разворачивается вокруг своей оси, как локатор, — что кого-то подобного я чувствую совсем рядом. Нет, не может быть… Рик! — вдруг зычно зовёт он. — А ну, покажись, негодяй! Ты опять набедокурил?
Из кустов с противоположного края поляны слышится жалобный скулёж. Не раздумывая, Николас срывается с места, Анна припускается вслед. Счастье ещё, что в ухоженной траве не встречается ни татарника, ни сухих колких ветвей, а то ведь недолго и напороться… Каким-то образом я перемещаюсь за бегущими. Ник не успевает добраться до кустов, как навстречу
— О, нет-нет! — причитывает Анна. — Как же так! Девочки!
… Они сидят под деревом, слабенько держась за руки, белые, как полотно, и смотрят испуганно. Николас, припав на одно колено перед ними, быстро припечатывает одной ладонью Машкин лоб, другой — Сонькин и, закрыв глаза, делает резкий выдох. Девочки одновременно ойкают. И замирают, боясь шелохнуться. Но видно, как личики их постепенно наливаются жизнью.
— Так, зайцы, — мрачно говорит их дядя, отнимая руки. — Не буду допытываться, кто уговорил этого прохиндея взять вас с собой в самоволку, потому что правды не дождусь. Вы хоть понимаете, что натворили? Вы соображаете, что могли погибнуть? Без подпитки, со своей пока никудышной энергетикой? Да я вам сейчас головы поотрываю!
— Ник, — перебивает Анна, сидя на корточках рядом с детьми, — не ругайся, им и без того плохо. У них была подпитка, смотри!
С Сонькиного запястья ссыпается в траву серебристый порошок, и такой же — сдувается порывом ветерка с Машиных пальцев. Всё, что осталось от моего браслета и от кольца.
— Эх, вы, — с горечью говорит Николас, поднимаясь. — Получается, мать, того не зная, и здесь о вас позаботилась. Вы хоть подумали, что с ней будет без вас? Она вернётся — а в доме пусто. — Он хватается за голову. — Гадство какое выходит. И ведь совсем недавно мы с ней об этом толковали, что она теперь подумает? Что я вас украл? Силком увёз? Со всех сторон я получаюсь сволочь и предатель. — И тут мои девчонки ревут в два голоса. И щенки, сев на хвостики, печально подвывают. — Хватит… Хватит, я сказал! Анна, уйми этих плакальщиц!
Он нервно расхаживает, сунув руки в карманы. Останавливается, повернувшись к ревущей троице, потому что и у Аннушки на глазах слезы. Девицы мои рыдают нечасто, но если приходится их утешать — я тоже, бывает, не сдерживаюсь от жалости к ним.
— Всё, — сухо говорит Николас. — Всем молчать.
И это действует.
Анна вынимает из обоих карманов по носовому платку и суёт дочкам. Те вытирают глаза и отсмаркиваются. Глядят настороженно.
— В общем-то, дело сделано. — Ник, подхватив какой-то сучок, с треском ломает его пополам об коленку, и девчонки с Анной испуганно вздрагивают. — Это я для разрядки, не пугайтесь. Не стану я никого пороть, хоть и надо бы. Обещайте мне одно, зайцы: впредь — никакой самодеятельности! Перемещение через миры — штука опасная, и чтобы без меня вы больше никуда — ни шагу, поняли?
— Мы поняли, Ник, — шмыгнув носом, говорит Машка.
— Мы маме даже записку успели… — начинает Сонька, но сестра пихает её локтем в бок.
— Записку. — Николас с осуждением качает головой. — За моей спиной разворачивался настоящий заговор. И кто заговорщики? Родная кровь, можно сказать, и маленький, пригретый на груди кидрик… Кстати, где он? Пусть выходит, я ему ничего не сделаю.
— Его нет, — убито докладывает Машка. — Мы его потеряли. Когда перенеслись — нам почти сразу плохо стало, и больше
Сонька печально добавляет:
— Только хвост мелькнул. Жа-алко… Ник, а с ним всё будет хорошо? Вдруг ему тоже, как и нам, поплохело? И никто ему не поможет…
— Цыц, — одёргивает Николас. — Нет, дети мои, тут всё гораздо серьёзней. Серьёзнее, но не хуже, я сказал, не заводитесь снова! Похоже, мы его теперь не скоро увидим.
— А почему… — начинает Сонька.
— Он вернулся, зайцы. — Ник тяжко вздыхает. — Вы понимаете? Вернулся домой. И теперь всё, чего он хочет — увидеть семью, родителей. У кидриков это так и называется — рефлекс возвращения.
И вдруг девчачьи лица пунцовеют. Девицы мои поспешно вскакивают, отряхиваются от налипшей прошлогодней листвы.
— Я велел подниматься? — рыкает на них дядя. — Сидеть!
— Да всё с нами в порядке, Ник. — Сонька по старшинству принимает удар на себя. — Ты не думай, мы крепкие. Пошли уж хоть куда-нибудь. Ты ведь… тоже вернулся. Пошли искать твоих.
— … Наших, — помедлив, правит Николас.
— Наших, — соглашается Сонька.
***
— Так, сейчас прикинем, — бормочет родственник. Скептически поглядывает на свои ноги. — Н-да. Угораздило меня расслабиться и по вашей же привычке походить по дому босиком! Не ко времени, однако дойду. Если я правильно понял, и здесь ничего не поменялось — до замка с полчаса спокойным шагом.
— До замка? — ахают девочки.
— Что-то давно я вам рты не закрывал. — Николас хмурится. То ли ещё не отошёл от приступа праведного гнева, то ли старается держать в отряде дисциплину. — Значит, так, неслухи. В дороге помалкивать, не трещать, меня с мыслей не сбивать. Места здесь когда-то были безопасные, как сейчас — не знаю, но будьте бдительны. Берёте своих зверёнышей на короткие поводки, в случае опасности — на руки. Вы в центре, Анна слева, я справа, так и идём, не разбегаемся, чтобы, случись что — я вас защитой прикрыл. А это кто такой?
Из ближайшего куста зыркают, словно отражатели, кошачьи глаза. Не торопясь, вальяжной поступью Малявка шествует прямо к Николасу и трётся об ногу.
Ещё раз вздохнув, родственник наклоняется, и, перехватив кота за живот, сажает на плечо.
— Ну, Рик, — цедит сквозь зубы. — Ну, удружил… Только зверинца мне здесь не хватало!
Проверяет отряд. Показательно считает всех по головам. Даёт отмашку: идём туда! Направление северо-северо восток! И через несколько минут выводит свою маленькую группу на узкую грунтовую одноколейную дорогу. Приложив пальцы ко лбу, сосредоточенно прикрывает глаза.
— А асфальта тут нет? — шёпотом спрашивает Анна. — Или бетона? Дорога-то прямо как в деревне какой-нибудь.
— Как в лесу, — отмахивается Николас. — По вашему асфальту коням только копыта сбивать. Подожди, мне нужно правильно определить направление. Тут несколько основных путей, хотелось бы сразу выйти к замку, а не кружить… — И вдруг замирает. Словно пёс в выставочной стойке. Вслушивается.
— Должен вас предупредить, дети мои, — вроде бы старается говорить ровно, но голос чуть подрагивает. — Кажется, у Кэрролов гости. И никто иные, как ваши дедушка с бабушкой. Вот почему нас сюда и занесло, по наводке двух колец сразу. Так что держитесь, дорогие, и старайтесь не уворачиваться от родственных объятий. Понимаю, вам немного не по себе, но помните, что мы — одна семья. Собрались, собрались, девочки! Анна, это и тебя касается.