Соседи по квартире
Шрифт:
Засмеявшись, я наклоняюсь через перила. Зал начинает наполняться людьми. Те, кому уже посчастливилось войти, толпятся возле сцены.
— Вы неплохо играли, кстати. Несмотря на жуткий прикид. Особенно отличился вокалист: он прям душитель собственной промежности. Со сколькими группами ты играешь?
— Всегда по-разному, — отвечает Келвин. — На данный момент с четырьмя. Забавно, но душители промежности преуспевали. Несколько недель назад я пришел к ним вместо постоянного гитариста, когда тот повредил спину, делая какой-то замороченный прыжок, — Келвин делает глоток
— А у тебя есть любимая группа?
— Я просто хочу заниматься музыкой, — когда он смотрит на меня, в его взгляде нет ничего, кроме чистейшей искренности. — Именно об этом я всегда и мечтал, — от интонации, которой Келвин это говорит, у меня в груди что-то болезненно отзывается. Особенно если вспомнить, что мой ноутбук потихоньку ржавеет под стопкой меню на вынос и рекламных листовок. Я засунула свой диплом в условную коробку под кровать. Музыка — это страсть Келвина, и он нашел возможность заниматься ею, несмотря ни на что. Я же всегда была одержима словами — но почему не могу написать ни одного?
— Так чем именно ты занимаешься в театре? — мягко толкнув меня плечом, спрашивает Келвин. — Помимо продаж футболок и поиска талантов.
Я ставлю бокал на металлический столик рядом с кем-то вырезанной аббревиатурой PLUR [чистота, любовь, единение, уважение — прим. перев.].
— В общем-то, я кто-то вроде старшего помощника младшего дворника. Делаю фото за кулисами и работаю на подхвате у главного входа.
Келвин подносит бокал ко рту и улыбается.
— Очень круто.
Интересно, как хорошо он умеет врать. Келвин, со всем своим талантом и страстью к музыке, при этом живущий в стране нелегально в надежде получить работу, говорит мне, двадцатипятилетней продавщице футболок, что у меня очень крутая работа. Мне становится еще более стыдно.
— Я не планирую заниматься этим постоянно, — тихо говорю я. — Просто временная работа.
Келвин открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут в зале свет выключается, а на сцене загорается.
Первой выступает команда, играющая электронную танцевальную музыку. На сцене стоят три диджея, перед каждым ноутбук и различные микшеры, на голове у всех троих огромные наушники. При первых же битах фанаты ликуют. И хотя я не особенно знакома с таким стилем, мне очень нравится. Живые выступления всегда заводят, а коллективная энергия людей, собравшихся по одному и тому же поводу, пьянит. Прорезая мелодию, ритм сначала ускоряется, а потом почти исчезает; толпа похожа на рябь на воде.
Повернувшись к Келвину, я вижу, что он закрыл глаза, а тело движется в такт; вместе с остальными он погрузился в музыку. Я тоже закрываю глаза и, не сдерживаясь больше, пританцовываю. Басы настолько громкие, что кажется, будто у меня в груди грохочет огромных размеров сердце. К тому моменту, когда последняя песня заканчивается, и в зале снова включается свет, я запыхалась и раскраснелась.
— Они замечательные, — говорю я и допиваю свой напиток. — Кстати, ты не похож
— Суть этой музыки в том, что если просто стоять и слушать, то по достоинству ее никогда не оценить. Нужно быть частью этого — частью толпы. Думаю, именно поэтому мне так нравится подобная музыка, — бросив взгляд на часы, Келвин добавляет: — Слушай, мне пора на сцену. Ты здесь одна справишься?
— Конечно.
— Мы сыграем три песни, так что если тебе захочется подойти за кулисы, я могу там тебя встретить.
Улыбнувшись, я киваю.
Я действительно сейчас здесь? На свидании с Келвином?
У меня почти кружится голова. Мы договариваемся пожениться.
Положив руку мне на плечо, Келвин мягко его пожимает.
— Уверена, что все в порядке?
— Ага, — когда я убираю от лица несколько прядей волос, замечаю, что он смотрит на мои губы. — Просто все кажется нереальным.
— Понимаю, — сделав паузу, будто хочет что-то добавить, Келвин в итоге говорит: — Тогда я скажу охране твое имя, и мы с тобой скоро увидимся, да?
— Да. Удачи.
Широко улыбнувшись, Келвин наклоняется и целует меня в щеку, от чего я едва не шлепаюсь в обморок, а потом спускается по лестнице.
***
Группа Келвина появляется на сцене спустя минут двадцать, а когда во время настройки гитары он поворачивается ко мне, чтобы помахать рукой, у меня подкашиваются ноги.
Он был прав, и на участниках группы вполне приличная одежда. Их четверо, и все смотрятся очень сексуально в узких джинсах и винтажных футболках. Келвин играет на гитаре, которую я у него раньше не видела — похожа на акустическую, но подключена к огромному усилителю.
Уже по первым аккордам я могу с уверенностью сказать, что ребята мастера. Хрипловатый баритон вокалиста впечатляет и высокими нотами. Песни короткие, по жанрам варьируются от инди-рока до чего-то более тяжелого, и каждая демонстрирует невероятно беглую игру Келвина.
От его отрешенности , которую он демонстрировал на станции метро, не осталось и следа: сейчас Келвин играет для публики. Он хитро улыбается, кивком приветствует визжащих девушек, стоящих в первых рядах, и выходит на середину сцены для исполнения соло. Он настолько не похож на привычного Келвина — хотя такой же сексуальный до неприличия, — что я совершенно не могу отвести от него взгляд.
И не я одна. Рядом со мной, опираясь на перила, стоит и не сводит глаз со сцены девушка с платиновыми волосами и пирсингом в носу.
— Это их новый гитарист?
Ее соседка, судя по всему, впечатлена не меньше.
— Господи боже. Он будет на афтерпати? Потому что если да, то и я пойду.
После такого заявления я буквально несусь вниз по лестнице и направляюсь к выходу за кулисы.
— Э-э… Я Холлэнд Баккер, — говорю я охраннику. — Меня пригласил Келвин Маклафлин.
С высоты своего внушительного роста тот оглядывает меня с ног до головы, а потом сверяется со списком. И со скучающим видом делает шаг в сторону, давая мне пройти.