Соседи

Уварова Людмила Захаровна

— А по-моему, брак — это всегда в какой-то степени приспосабливание друг к другу, — сказал он.

Ада пренебрежительно пожала плечами:

— Пусть так. Тогда тем более все это не для меня.

После профилактория она уходила в библиотеку, целые вечера проводила там за книгами, готовилась к защите кандидатской. Иной раз даже жаловалась Громову:

— Я опоздала со своей диссертацией лет на десять. Мне бы теперь в пору докторскую защищать.

Как-то он сказал ей:

— А ты, видать, честолюбива

сверх меры.

Она спокойно согласилась:

— Да, наверно, так оно и есть. Ну и что в том такого?

Расстались они довольно миролюбиво. Ада даже шутила напоследок:

— В плохих романах обычно пишут: «Они оставались друзьями...»

— Пусть так и будет в жизни, — предложил Громов.

На заводе ему дали квартиру, он отдал ее Аде, сам переехал в общежитие.

К нему хорошо относились, в общежитии все устроилось так, что ему сумели предоставить маленькую, но отдельную комнату. И он жил в этой комнате вплоть до того самого дня, когда познакомился с Эрной Генриховной.

...Он обернулся к Эрне.

— Странно как-то все получилось.

— Что странно?

— Я полагал, что больше уже никогда не женюсь.

— А разве ты женился?

— Буду жениться.

— На ком? — спросила Эрна, предвкушая ответ и в то же время страшась его.

— На тебе, ясное дело.

— А если я не пойду?

— Пойдешь, — уверенно сказал Громов. — Я тебя очень и очень буду просить, и ты согласишься, в конце концов...

Она посмотрела на него.

— Скажи, неужели за все эти годы у тебя не было ни одной женщины?

— Почему не было? Были, — ответил он. — Не хочу врать, были женщины, и даже совсем неплохие. Но меня удивляет другое.

— Что же именно?

— Я ни на ком не хотел жениться. Ни на одной из них, впрочем, их было не так уж много, но у меня даже и мысли такой никогда не возникало. Веришь?

— В общем, да.

— А на тебе хочу жениться.

— Почему на мне хочешь?

— Хочу, и все тут. А почему это тебя до такой степени интересует?

— А почему это не должно меня интересовать?

— Потому что это аксиома, не требующая доказательств. А вот если бы твой мыслительный аппарат был покрепче, ты бы стала интересоваться куда более значительными вещами.

— Например, какими? — спросила Эрна. Она чувствовала себя немного задетой словами Ильи.

— Например? Примеров сколько угодно. Ответь мне, пожалуйста, на самом ли деле существовал граф Калиостро? Какая звезда в небе должна погаснуть первой? А как обстоит дело с Николаем Первым? Помер ли своей смертью или покончил жизнь самоубийством? А что касается Александра Первого, то не ушел ли он шататься по городам и весям под именем некоего старца Кузьмича? Кто точно убил президента Кеннеди? Кому это было выгодно, как думаешь?

—

Пошел-поехал, — сказала Эрна.

— А что? Если хочешь, вот они налицо, неразрешенные загадки, которые так и остались загадками для многих и многих поколений...

Он огляделся вокруг, потом быстро, крепко прижал к себе Эрну.

— Перестань, — строго остановила она его. — Мы же на улице.

— А разве я считаю, что мы в Большом театре?

— Мы на улице, — строго повторила она.

— Но никого же нет, разве не видишь?

— Вроде никого, — согласилась она. — Что же из того следует?

Он улыбнулся:

— Следует то, что нас никто не осудит. И очень прошу тебя, перестань спрашивать, почему я хочу на тебе жениться. Даже у ангела в конце концов может терпение лопнуть. Не будешь больше спрашивать? Даешь слово?

Она ответила покорно:

— Даю.

Глава 9. Леля

Гриша приехал, как и обещал, спустя пять дней. Рано утром позвонил Леле:

— Это я, мой дорогой, узнаешь?

— Да, — ответила Леля, — узнаю.

— Как ты? — продолжал спрашивать он. — Все хорошо?

— Все хорошо, — ответила Леля.

— Когда мы увидимся? — спросил он. — Я до того соскучился по тебе. А ты?

— Даже не знаю, что тебе сказать.

— Почему не знаешь?

Он засмеялся. Она представила себе, как блестят сейчас его угольно-черные глаза, он нежно глядит на трубку так, словно перед ним она, Леля...

— Ты скучала? — повторил он свой вопрос. — Скучала по мне?

«Ужасно, — хотелось ответить Леле, — ужасно скучала, все время думала только о тебе, места себе не находила...»

И это была бы чистая правда. Как же она тосковала по нем! И в самом деле, места себе не находила, и думала, думала, думала только лишь о нем.

Но нет, так нельзя говорить! Почему нельзя? Потому что нельзя. Потому что, как бы она ни старалась, ей уже не позабыть той узкоплечей, с усталым лицом, его жены, матери его сына... И еще Леля знала, что жена и сын Гриши будут постоянно здесь, рядом с нею и с Гришей, на расстоянии протянутой руки. И не уйти от них, не скрыться, не позабыть, не пренебречь.

— Я сейчас очень занята, — сказала Леля. — Не могу больше говорить.

С размаху повесила трубку. То-то, должно быть, он разозлился, нет, не то, не разозлился, а удивился: как же это так, почему, что такое?..

Само собой, он позвонил тут же.

Леля не подходила к телефону. Подошла Надежда, сказала:

— Сейчас узнаю.

— Меня? — спросила Леля, стоя на пороге своей комнаты.

Надежда усмехнулась:

— Кого же еще в такую рань?

— Скажите, что я уже ушла.