Соседи
Шрифт:
— Пусть смеется, — спокойно возразила Эрна Генриховна. — Если ему смешно, я не против...
Громов вышел вместе с Валериком проводить его и заодно подышать, как он выразился, немного озоном на сон.
Дорогой говорили о всякой всячине, о том, что в скором времени и Валерик с Надеждой переедет в новую квартиру, о соседях, которые разъезжаются кто куда, о бабушке Валерика, к которой Валерик решил поехать на каникулы.
И только возле метро Громов задержал руку Валерика в своей.
— В следующий
Лицо Валерика мгновенно вспыхнуло горячим румянцем.
— Я... я же ничего, я нечаянно, — забормотал он, стараясь не встретиться с Громовым глазами.
— А я тебя ни в чем не виню, — возразил Громов. — И пожалуйста, не оправдывайся, ты не совершил ничего худого, ровным счетом ничего. Просто на будущее прошу тебя, не смейся в открытую над старшими. Договорились?
— Да, — ответил Валерик, по-прежнему не глядя на Громова.
— И потом, — продолжал Громов, — не осуждай нас за то, что мы на старости лет суетимся, стремимся обуютить наш дом. Это, поверь, не вещизм, не мещанское желание залезть поглубже в укромную берлогу и там притаиться, никого и ничего не видя. Это, уверяю тебя, вполне естественное желание людей, впервые в жизни получивших отдельную квартиру, где только они двое хозяева. Понимаешь?
— Понимаю, — сказал Валерик. —Я тоже хочу в нашу новую квартиру купить книжные полки. И хорошо бы, как у вас, фонарь с цветными стеклами на балконе...
— Я помогу тебе, — сказал Громов. — Мы вместе осмотрим все как и есть и решим, что, куда и как...
Пожал в последний раз руку Валерику, улыбнулся и свернул в свой переулок. А Валерик спустился в метро.
Он ехал почти в пустом вагоне, ехать было долго, времени думать предостаточно.
«Как это я мог? — спрашивал себя Валерик и не находил ответа. — Как это можно было нахально расхохотаться прямо в лицо?»
Он нещадно ругал себя и давал себе слово: с этого дня никогда, ни за что, ни единого раза не улыбнуться даже и в том случае, если не Громов, а сама Эрна Генриховна начнет объясняться Громову в горячей своей любви.
Никогда и ни за что.
В прошлом месяце Сева вернулся домой. Вроде, бы прочно и навсегда. Однажды вечером явился с чемоданом, спросил:
— Как, принимаете гостей?
— Каких гостей? — удивилась Ирина Петровна. — Ты что, один? А где же Симочка?
— А одного что, не примете? — спросил Сева.
Ирина Петровна растерянно поглядела на него, но Рена, умница, поняла все сразу.
— Это твой дом, — сказала. —Ты у нас не гость, а хозяин.
Утром Сева встретился с Лелей возле ванной.
— Как, насовсем? — спросила Леля, заранее предвкушая ответ.
— Насовсем, — ответил Сева. — Как видишь, я снова девушка.
— Вот и хорошю, — одобрила Леля. Она была очень довольна собой: все вышло так, как и
Ирина Петровна не переставала допытываться, что случилось, почему Сева переехал обратно к ним.
— Хочу пожить у вас, — коротко отвечал Сева.
— Но все-таки, — не отставала Ирина Петровна. — Вы поссорились? Да? И кто же виноват, как ты считаешь?
— Никто, — отвечал Сева. — И вообще, очень прошу тебя, мам, меньше вопросов и выпытываний, поверь, так будет для всех спокойней.
В конце концов Ирина Петровна отстала от него. Должно быть, здесь сыграла свою роль Рена, как-то строго-настрого приказала матери не приставать к Севе.
— Они сами разберутся, что к чему, — сказала Рена.
Сама она, хотя Сева ничего не рассказывал ей, поняла все, как есть. Она была и рада тому, что брат снова с нею, что наконец-то прозрел, увидел, какова на самом деле его любимая Симочка, и в то же время неподдельно жалела Севу.
Он сильно переживал. Плохо спал ночами, часто вставал, выходил в кухню, курил.
Развод с Симочкой оформили удивительно быстро.
Сева сам заплатил деньги, еще несколько дней заняла прописка по старому адресу, но когда Симочка как-то позвонила ему и спросила:
— Не пора ли вернуться в лоно семьи?
Он ответил:
— А я и так в лоне, с сестрой и с мамой...
— А я что же? — удивилась Симочка. — Выходит, не семья?
Сева сказал:
— За неимением гербовой пишите на простой...
Симочка засмеялась:
— Что? Что ты сказал? Повтори!
— Некогда повторять! — И Сева громко хлопнул трубкой о рычаг.
Севе и в самом деле было некогда. Наконец приехал в Москву Крутояров. Застать его оказалось делом не из легких.
О своем обещании он помнил, но надо было сперва осмотреть Рену, а выкроить для этого два-три часа не было никакой возможности.
Сева катал его на прием к министру, на симпозиум, на конференцию. Мотался вместе с ним по столице целых полторы недели, пока не добился своего и не привез его к себе в Скатертный.
— Ну что ж, прекрасно, — сказал Крутояров, осмотрев Рену. — Я, конечно, не маг и не кудесник, но хотел бы заручиться вашей, девушка, волей к выздоровлению. Способны ли вы ради успеха ежедневно преодолевать боль и усталость? Главное-то — не операция, а физкультура после нее, ежедневный, упорный тренаж.
— Еще бы, доктор! — взмолилась Рена. — Только бы поскорей!
— Раньше осени все равно не получится. Такие операции лучше всего делать осенью. Так что, — Крутояров записал что-то в толстом американском блокноте, — пятнадцатого сентября в восемь ноль-ноль утра жду вас в Уфе, в своем кабинете.