Состоятельная женщина. Книга 2
Шрифт:
С замкнутым, суровым лицом Эмма прошлась по террасе, выстланной мраморными плитами, время от времени оглядываясь на Фарли-Холл. Этот пугающий дом казался ей вечным, нерушимым бастионом богатства и привилегий, подлинным монументом давно отжившему свое общественному устройству, той безжалостной кастовой системе, которую она ненавидела и которая в свое время мучительно ранила ее. Кивнув головой в сторону дома, она холодно произнесла:
– Снеси его.
Было видно, что это давно обдуманное решение.
– Снести?! – повторил Блэки, недоверчиво глядя на нее. – Что ты этим хочешь сказать?
– Именно то, что сказала. Я хочу, чтобы ты разобрал его, камень за камнем, чтобы здесь
– Но я думал, что ты собираешься здесь жить! – воскликнул Блэки, все еще не веривший своим ушам.
– Сказать по правде, я не уверена, что раньше я собиралась снести его. Но как-то раз ты назвал этот дом чудовищем, и это решило все. На свете не должно быть места чудовищам. Я хочу, чтобы ты стер его с лица земли, чтобы духу от него не осталось.
– А что делать с обстановкой?
– Продай ее, выброси, словом, делай с ней, что хочешь. Мне отсюда ничего не нужно, я в этом уверена. Если хочешь, возьми себе все, что понравится, Блэки.
Она улыбнулась.
– Советую подумать о письменном столе Адама Фарли, он, как ты знаешь, представляет довольно большую ценность.
– Спасибо, Эмма, я подумаю.
Блэки задумчиво поскреб щеку.
– Ты совершенно уверена в своем решении, Эмма? Ведь ты немало заплатила за этот дом.
– Я полностью уверена, что поступаю правильно.
Эмма повернулась и легко сбежала по ступеням террасы ко входу в розарий. Мысленным взором она ясно, будто это было только вчера, увидела себя, юную и отчаявшуюся, вспомнила, как она сообщила на этом месте Эдвину о своей беременности и как он отрекся тогда от нее.
– И разрушь этот розовый сад, полностью уничтожь его, чтобы от роз здесь не осталось ни кустика, ни единого листочка.
Жители деревни были взбудоражены вестью о том, что Эмма Харт, дочь Большого Джека, стала хозяйкой Фарли-Холл и фабрики. Такое известие не укладывалось в их ограниченном воображении, они были ошеломлены и растеряны, обменивались кривыми усмешками по поводу невероятной для них иронии судьбы в этом небывалом повороте событий. Крайне консервативные в своих традициях и предрассудках, взнузданные раз и навсегда жесткой кастовой системой, в которой истеблишмент ставил рабочих на строго отведенное им место, они были глубоко изумлены смелостью Эммы, посмевшей бросить вызов системе и разрушить, казалось бы, вековые правила.
На следующее утро деревенские женщины, стоя уперев руки в бока на крылечках своих домов или опершись на калитки своих садиков, качали удивленно головами или обменивались восклицаниями по поводу замечательного жизненного успеха, достигнутого такой же женщиной, как они сами. Вечером в „Белой лошади” мужчины, в своем большинстве работавшие на фабрике, столпившись у стойки, рассуждали о будущем и злорадно хихикали, радуясь поражению Фарли и своему освобождению от него. Хотя в деревне недолюбливали Адама Фарли, слепленного совсем из другого теста, нежели его грубоватый, но сердечный отец, и считали его, на свой йоркширский вкус, „задавакой”, тем не менее, он пользовался уважением, так как все мужчины в деревне отдавали должное его порядочности и цельности характера. Однако Джеральда Фарли, тирана и дурака, все дружно ненавидели, и не было ни одного человека, который бы не порадовался его падению или испытал хоть каплю жалости к нему. „Избавились, наконец! Скатертью дорога!” – вот та фраза, которую можно было в эти дни услышать в деревне, обитатели которой напряженно ожидали прибытия новой владелицы фабрики и хозяйки Фарли-Холл.
Но Эмма не показывалась в деревне до тех пор, пока Джеральд не освободил Фарли-Холл. Только через два дня после его отъезда серебристо-серый „роллс-ройс”
– Вы все прекрасно знаете, что текстильное дело сейчас переживает кризис, длящийся уже полтора года. Цены на шерсть, а следом за ними и цены на ткани упали до самого низкого уровня. Поэтому и благодаря неумелому руководству прежнего владельца фабрика „Фарли” пришла в упадок. Мне известно, что за последние месяцы было уволено много рабочих.
Эмма помолчала и, откашлявшись, продолжила:
– Боюсь, что я не смогу принять их обратно…
Она подняла руку, чтобы остановить прокатившуюся среди слушателей волну громких вздохов и недовольного ворчания.
– Однако я намерена установить небольшие пенсии для всех, кто не сумел найти работу в близлежащих городах. Хочу также сказать со всей определенностью, что не собираюсь закрывать фабрику, чего многие из вас, я уверена, ожидали.
Но в сложившихся условиях я вынуждена урезать все расходы, экономить на всем, реорганизовать фабрику и сократить штаты. Поэтому все, достигшие пенсионного возраста или близкие к этому, будут немедленно уволены, и им всем будет назначена пенсия. Более молодым мужчинам, в первую очередь неженатым, будет предложена работа на моих других предприятиях, если они пожелают покинуть Фарли и попытать счастья в Лидсе или Брэдфорде. Те, кто не захотят воспользоваться этим моим предложением, смогут остаться. Но я все же надеюсь, что многие из вас его примут и позволят мне сократить численность персонала, работающего здесь, с тем чтобы фабрика функционировала экономичнее. Как я сказала Джошу, мы собираемся поставлять высококачественные ткани на три швейные фабрики Каллински в Лидсе. Но этого заказа недостаточно, чтобы запустить фабрику на полный ход. Я знаю, как решить эту проблему. Я собираюсь начать производство низкосортных тканей и по невысоким ценам поставлять их за рубеж, но, надеюсь, что они будут пользоваться спросом и здесь.
Эмма доверительно улыбнулась.
– Я надеюсь преодолеть кризис и уверена, что с вашей помощью и при небольшом везении мы сможем перевернуть все на этой фабрике и быстро сделаем ее платежеспособной. Позвольте повторить, что я не намерена закрывать ее и не хочу, чтобы вы тревожились потерять работу. Я не допущу, чтобы эта деревня умерла.
Рабочие с воодушевлением аплодировали ей, а потом чередой, сменяя друг друга, сжимая в руках шапки, подходили пожать ей руку, поблагодарить и поздравить с возвращением в Фарли. „Я знал твоего отца”, – сказал ей один рабочий, а другой добавил: „Клянусь честью, Большой Джек гордился бы тобой, девушка”.
Посовещавшись с Джошем Уилсоном, Эмма села в свой „Роллс-ройс” и велела шоферу отвезти ее в Фарли-Холл.
Рабочие Блэки О'Нила уже облепили весь дом, карабкаясь по лестницам, расхаживали по крыше. Они вынимали оконные рамы, разбивали дымоходы, снимали с крыши шифер. Эммa улыбнулась и вернулась в Лидс.
На первых порах жители деревни были уверены, что Холл просто перестраивают. Возбужденные этим событием, они с нетерпением ждали момента, когда смогут приветствовать Эмму Харт в качестве новой хозяйки поместья. Но уже через неделю они обнаружили, что дом медленно, но верно исчезает, и были немало изумлены этим.