Соть
Шрифт:
Сын сочувственно покачал головой:
– Ты б отдохнула, Варвара: столько сил тратишь попусту. Мотор бы к тебе, что ли, приделать!
Отдых означал бездельное лежанье на перине, которую привезла с собою. Совсем того не разумея, он попал в самое больное место Варвары; именно перину, непременную спутницу всех кочевок, она начинала ненавидеть со всей силой своего неуживчивого естества: в перине и пряталась ее смерть, мягкая, умерщвляющая бездельным покоем. Еще она ненавидела ее за то, что не успела та сноситься и не давала поводов Варваре расправиться с нею по заслугам: Варвара была скупа. Недоставало дела, которое
Она приступила к делу в величайшем секрете от самого Увадьева. В феврале выдалось одно ослепительное воскресенье; небо было розово, точно одним огромным лепестком прикрыт был мир. В инейных ветвях старой ели, уцелевшей на задворках, по-обезьяньи кувыркались клесты. Все потрескивало и жило в этом алом, леденящем пламени. Варвара заперла дом на замок, сунула ключ в условленное с сыном место. Сузанна нашлась у себя в лаборатории; Варвару она встретила не без изумленья.
– Садись, милая, садись. Не узнала поди, а ведь соседками сколько лет жили. Оно и правда, примелькается лицо-то, ровно ступенька станет… а рази все ступеньки в лицо упомнишь!
– Вы мать Ивана Абрамовича? – догадалась Сузанна.
– Мой… с лица видать! – Она села и стала распутывать головной платок. – Вот, знакомиться пришла. Ну и место у вас, ни одной бабы, почище монастыря, пра! И поговорить не с кем…
– Нет, тут есть женщины… да и какая ж я баба! – смутилась ее набега Сузанна, втайне подозревая, что Варвара пришла неспроста. – Я тоже по мужской отрасли работаю.
– А не брыкайся, из бабьего тела не вылезешь. Да и чего вы, нонешние, ровно бы отрекаетесь своего чина… зазорно, что ли? Громадный чин, как я смотрю. Мужики машины рожают, а мы самих мужиков.
– Ну, я думаю несколько по-другому, – улыбнулась Сузанна. – Вам ничего, если я работать буду и говорить?..
– Работай, а я посмотрю. Мешаю, так уйду: скажи!
– Нет, сидите, я рада… Вы курите?
– До этого не дожила. Ты зови меня просто мамашей. Меня с двадцати годов все мамашей кличут, привыкла!
В агатовой ступке Суэанна растолкла несколько кусков золотистого кристаллического камня и, высыпав в колбу, наливала туда желтоватую смесь кислот. Через минуту, когда обняло колбу синее пламя спиртовки, ноздри Варвары задвигались: окись азота защекотала ей дыхание – она кашлянула и укрощенно опустила глаза.
– Видите, нам нужен будет серный колчедан… много колчедана. А тут, всего в двухстах километрах, оказались целые залежи его. Надо исследовать содержание серы, продуктов, мешающих производству – селена и мышьяка, в процентах…
– Много ли выходит процентов-то? – с внезапной робостью спросила Варвара.
Сузанна мельком взглянула на нее и удивилась ее чрезвычайному сходству с сыном.
– Вы про серу?.. мне думается, что процентов сорок шесть.
Варвара испугалась:
– Нет, ты, девушка, не спрашивай… у меня мозги тугие. Гляди, гляди, закипело у тебя!
Неожиданный охватил Варвару страх: Сузанна нравилась ей… куда было тягаться с нею бедной Наталье! Ей пришлась по нраву уверенная самостоятельность будущей невестки, холодное спокойствие ее лица и даже та смелость, с какой она обращалась с этими хрупкими и незнакомыми Варваре предметами. Теперь она одобряла выбор сына и терялась от мучительного, уже физического недоверия к Сузанне. Вытяжной шкаф не всасывал всего количества газа; Варвара задыхалась и все же не отступала от своей роли свахи и искательницы сыновнего счастья.
– Одна живешь-то?
– Одна… да.
– А обед сумеешь сварить?
– Сумею, пожалуй… – Сузанна деланно засмеялась; подозрения оправдывались. – Ну, что же мне показать бы вам? – Ей хотелось свести беседу на вещи, не обязывающие к откровенностям. – Хотите взглянуть в микроскоп? Это занятно, кто не видел. Вот идите сюда, я положила волокно от тряпки, видите? Смотрите теперь!
Варвара медленно, точно пугаясь обилия стекла, подошла к столу и нерешительно склонилась над окуляром.
– Сюда, что ль?
– Да, сюда… нет, вы ближе, ближе подойдите… – Она покрутила кремальерку, привычно устанавливая на фокус. – Видите теперь?
– Не видать, – глухо призналась Варвара.
– Да нет же, вы не так. Вы закройте левый глаз, а смотрите правым. Видите, вроде мохнатого бревна?.. это и есть волоконца.
– Все одно не видать!
Сузанна растерялась:
– Ну, как же тогда… погодите, я вам послабее поставлю объектив.
– Не надо, уроню я твою машину… – сдавленно отказалась Варвара и пятилась до самой своей табуретки.
Лицо ее покрылось испариной; ей стало жарко и обидно, что ее, огромную и сильную, мать большевика, заставляют подглядывать в щелочку за ниткой, которой, может быть, еще и нет на деле. Неудача щемила ее самолюбие; положительно она близка была к подозренью, что и давешний газ, и затея с микроскопом – только грубые тычки, которыми хотят поставить ее на подобающее место. Ей стало жалко самое себя, но она взглянула в смущенное лицо Сузанны и задержала обидное слово, готовое сорваться с уст. Теперь она вовсе не знала, как приступить к замышленному предприятию. На беду, зазвонил телефон, и, когда посреди бегучего, непонятного чужому уху шепотка прорвалось вразумительное слово м и л ы й, Варвара ревниво насторожилась, словно у ней отнимали принадлежавшее ей одной.
– Братан, что ли?..
Сузанна вспыхнула, а Варвара так и впилась в нее просительным взглядом.
– Нет. Как это говорится… жених. То есть я женюсь!
– Замуж, значит, выходишь? – покровительственно и холодно поправила Варвара.
– Нет, женюсь. Я сама предложила ему, а не он. Значит, я и женюсь…
Некоторое время слышно было только шепелявое лопотанье пламени. Сузанна отставила горелку; смесь в колбе выпарилась досуха и обратилась в серебристый порошок. Варвара сидела неподвижно, как оскорбленная гора; багровая горечь стала приливать к ее лицу, – в эту минуту сын был неотделимой частью ее самой. «Ваня-то для тебя жену бросил!» – хотелось ей крикнуть этой, не заслуживавшей такой жертвы, и она вздрогнула, заставляя себя молчать.