Сотник и басурманский царь
Шрифт:
Опустил голову воевода, да деваться некуда. Со всех сторон права ведьма проклятая…
– Карашир!
– Да, мой господин.
– Отдых закончен, поднимай людей!
А в это время султан Халил, развалясь на своём широком троне, позволил царедворцам поудобнее взбить подушки для султанского зада и вновь полюбовался на волшебную перчатку.
– Слушай, Бирминдулла, извини, что перебиваю, харошая вещь, да?
– Прекрасная вещь, о владыка Семи небес…
– Мне тоже кажется, я за неё не переплатил, – важно подтвердил Халил, вытягивая
– Очень, очень прекрасная вещь, редкость, достойная руки султана… – громко зашептались придворные, льстиво кланяясь и подобострастно улыбаясь. Нет, не то чтоб они там все были насквозь продажные и бесхребетные мерзавцы, просто восточная традиция – служишь при дворе, умей гнуть спину…
– Ладна, спасиба. Я всё слышал, – покривил полные губы султан, поманил к себе кальянщика и милостиво махнул рукой Бирминдулле: – Продолжай, пажалуйста…
– «И тогда сказал царь царей: «Велика Персия, а отступать некуда!» И тысячи воинов откликнулись ему в едином порыве, идя за него в бой! А наш великий и скромный султан разил своих противников направо и налево, налево и направо, спереди и сзади, сзади и спереди! И бежали они, бросив свои повозки, богатства и жён. Так одолел бесстрашный и милостивый принц Халил орду хорасанцев, и за этот подвиг весь народ султаната умолял его занять трон!»
Не выдержал тиран Халил, пару раз хлопнул в пухлые ладошки, и в тот же миг поддержали его придворные, шумно аплодируя штатному воспевателю. На деле мало кто не знал, что «орда» состояла из двух десятков беженцев, которых на первом же привале нагнал будущий султан с десятитысячным войском. А чтобы занять трон, ему пришлось отравить отца, ослепить двух братьев и жениться на собственной матери, что в принципе в те времена так уж особо не осуждалось. Так что султан Халил был не лучше и не хуже любого другого восточного деспота…
– Бирминдулла, ты сегодня савсем маладец! Я тебя награжу… – Султан так таинственно улыбнулся, что по виску восхвалителя побежала невольная капля пота. – Я тебя возьму с собой смотреть маих новых жён!
– Безгранична милость моего господина к своему ничтожному рабу, – распластался на полу Бирминдулла.
– Встань, не нада… Ты слышал, наш воевода сказал, что они красивые?
– Воистину, наверное, он очень старался…
– Сказал, все молодые и невинные?
– Другие были бы недостойны ложа достойнейшего из султанов…
– А я сказал, что сам поеду и встречу их всех!
– Вот это зря, – неожиданно бросил Бирминдулла.
В зале все замерли…
– Пачему зря? – удивился Халил.
– Так, не надо…
– Пачему, не надо? Объяснись уже тут, э?!
– Несолидно, – покачал бородой Бирминдулла. – Кто они такие? Какие-то девушки без роду без племени, наворованные в русских землях… Фу! Пусть сами ползут на животе к престолу прекраснейшего и возвышеннейшего!
– Э-э… – глубоко задумался султан. – Ты, канечна, красиво сказал, но… Эта не какие-то девушки, эта, может быть, мои будущие
Бирминдулла покорно поклонился, не решаясь дальше испытывать царственное терпение.
Султан Халил недовольным жестом отослал его, затянулся кальянным дымом и подманил к себе визиря:
– Сейчас мы изволим кушать, немножечко так выпивать, а патом все едем встречать маих новых рабынь, наложниц или жён. Не решил ещё, э-э…
– Слушаюсь, о повелитель!
– И главного повара ко мне пазави сюда.
– Не могу, его вчера казнили…
– Кто приказал?!
– Вы, мой господин…
– Эта мы патарапились. – Халил напряжённо пытался вспомнить, за что он там разгневался на повара. Вроде за вкуснейшее ассорти шашлыков, в котором, оказывается, была и свинина. – А второй главный повар где?
– В зиндане, как соучастник.
– Он ему памагал?
– Пока не доказано, но палач говорит, что уже утром он… – начал было визирь, но владыка мира перебил его:
– Выпустить, отмыть, наградить и быстра сюда!
– Слушаю и повинуюсь…
– И эта, ещё, музыку пагромче сделай, да…
Визирь послушно хлопает в ладоши. Вышколенные восточные музыканты начинают отбивать ритм, в зал вбегают полуобнажённые танцовщицы, услаждая взор присутствующих красотой, подведёнными бровями и возбуждающим танцем живота…
Вот что есть хорошее на Востоке, то есть грех ругаться! И готовить они умеют, и танцевать. Как выскочат красавицы темноокие, золотым загаром покрытые, слегка одетые, всё больше в бусы, мониста да прозрачные тряпочки, да как затрясут всем чем надо спереди – так у мужиков дыхание перехватывает! А потом как развернутся да начтут вертеть округлостями возбудительными – тут уж любому мужчине полное поражение, к ногам таким танцовщиц и золото и сердца бросают…
А покуда в тронном зале танцы, музыка, веселье и смех, султан Халил вместе с визирем, перешёптываясь, уходят через заднюю дверь. Подзывают стражу и крадутся по коридору…
– Думаешь, сработает, да? Паймаем его?
– Непременно, о повелитель… Слуги давно замечали чужих голубей, вылетающих из дворца.
– Ты всех пиридупредил? – деловито уточнил султан. – Лучники внизу? Воины оцепили все выходы? Если мы его не паймаем, я хотя бы тебя казню. Не абижайся, настраение такое, э-э…
Визирь судорожно сглатывает, бледнеет и, прислушиваясь к чьим-то скользящим шагам, прикладывает палец к губам:
– Тсс…
– Эта ты мне такое гаваришь, да?!
– Шаги, мой господин, слышите?
– А-а, слышу, да, – султан сурово смотрит на стражников. – Тсс!
Они прячутся за углом и видят, как чья-то старчески сгорбленная фигура спешит по узкому переходу. Кто-то приподнимает край большого ковра, щёлкает ключом и исчезает. Султан дает знак идти за ним…
Чёрный шаркающий силуэт в тайной комнате с наслаждением выпрямляет спину и движется с отработанной уверенностью движений. Он быстро пишет записку, сворачивает её в трубочку, осторожно достаёт из клетки белого голубя, привязывает ему к лапке записку и выпускает в небеса. Голубь взмывает ввысь и… камнем падает вниз, насквозь пробитый стрелой!