Сотник Лонгин

Арсеньев Василий

– Послышалось, – решил он и продолжил путь, но снова тот же голос заставил его остановиться: «Взгляни же на небо, Азербад».

Когда юноша робко шагнул в палату, главный жрец храма окинул вошедшего гневным взором:

– Где ты был, Азербад? Почему не явился, когда я звал тебя?

– Владыко, – отвечал смиренно юноша. – Я виноват и готов понести любое наказание, но прежде выслушай, что я скажу.

– Говори, – снисходительно улыбнулся жрец.

– Владыко, меня задержало небо… – юноша остановился, а все вокруг дружно засмеялись, – да, небо. Сегодня, в канун Нового года, оно нам послало

знак, знамение грядущего. Выслушайте меня. На протяжении последних недель я наблюдал сближение планет Ормазд и Кейван, а сегодня, только что, я увидел, что они соединились.

– Да ты смеешься над нами! – вскипел главный жрец. – Ты пришел сюда, чтобы рассказывать мне о планетах, об этих порождениях Злого Духа?

– Владыко, позволь мне объяснить: планете Ормазд покровительствует Господь наш – Ахура Мазда, – взволнованно говорил Азербад. – Это звезда царя небесного. Кейван же – владыка времени, испытаний и перемен, она указывает на обновление. Их соединение – это знамение грядущего. Вскоре должен родиться царь, которому суждено править всем миром. О его рождении возвестит новая звезда, которая загорится на небосводе.

– Как смеешь ты, атраван, перечить мне, главному жрецу храма огня? – гневно вскричал Заотар, вскакивая со своего седалища. – В святилище тебе не место. Отныне ты отлучен от Литургии нашей. Прочь с глаз моих!

Юноша покинул храм, провожаемый злорадными насмешками своих сверстников – атраванов, младших жрецов храма. Когда он скрылся из виду, вперед выступил почтенный старец, которого звали Хушедар. Был он хранителем Авесты, священного писания, передаваемого из поколения в поколение из уст в уста.

– Заотар, не слишком ли ты был суров к юноше?

– Учитель, он поплатился за свою дерзость и ослушание, – сухо отозвался Заотар, – и понес справедливое наказание.

– Ты отлучил его от службы и обрек на голодную смерть. Такой ты видишь справедливость?

– Он вознагражден по заслугам, – твердо стоял на своем Заотар и, не глядя ни на кого, добавил. – Учитель, я с глубоким уважением внимаю к твоим словам, но не проси меня за этого недостойного…

– Истина – наилучшее благо, – так сказано в Писании, – продолжал Хушедар. – Отец этого юноши был почтенным человеком и слыл великим звездочетом. Верно, он обучил своего сына искусству предсказаний по звездам. Юноша не лгал – Ормазд и Кейван соединились. Если сбудется его предсказание и явится звезда царя, ты должен будешь вернуть его… во имя Истины.

– Да будет так, – мрачно усмехнулся Заотар, мысленно рассчитывая на то, что слова мальчишки никогда не сбудутся. В этот миг один из служителей храма вошел в палату и что-то шепнул на ухо главному жрецу. Тот поднялся с места и торжественно возгласил:

– Рассвет уж близок. Выйдем же к народу, братия!

Гасли звезды на светлеющем небе. Жрецы во главе с Заотаром поднялись наверх, встав у подножия круглой башни, откуда площадь внизу представлялась белым морем, или снегом покрытой равниной.

Потухли костры. Кругом воцарилась тишина. Природа замерла, – ни дуновенья ветерка, ни хлопанья крыл ночных птиц, – как будто в ожидании чего-то необыкновенного, великого и волшебного. Почитатели Господа Мудрого, – все как один, – обратили свои взоры на небо, освещенное алою зарею. Сердца людей забились чаще в предвосхищении того радостного и незабываемого мига, знаменующего победу света над тьмой.

Восток алел, а вскоре

из царства мрака пробился первый луч божественного светила, затем явился верхний краешек солнечного диска, торжественно и неспешно выплывающего на поверхность земли.

Сияние нового дня достигло Вавилона, града богов, и сквозь отверстую дверцу проникло в круглую башню, венчающую древний зиккурат. И, кажется, свершилось чудо. Каменная башня превратилась вдруг в подобие гигантского факела, – ее вершина вспыхнула и запылала, над нею взметнулся столб пламени. Белая площадь огласилась единодушным ликованием. Люди, махая веточками тамариска, запели великую мантру, прославляющую Творца:

Как Господин Бытия достойный,

Как Глава всего сущего в согласии с Истиной,

Предается звание Отца Благого Помысла,

Всего творения Мудрому

И Власть над ним – Господу,

Которого поставят Пастырем над бедными.

Огонь над башнею горел около четверти часа, а затем потух сам собою. Дверца, ведущая в святая святых, затворилась до следующего Нового года. Солнечный диск во всей своей красоте и полноте явил себя взору почитателей Господа Мудрого. И где-то в отдалении семь раз пропел петух.

***

Азербад вышел из храма в крайне подавленном состоянии духа. Он сгорал от стыда и брел, понурив голову. Ему казалось, что все знают о его позоре. Потому он прятал глаза от идущих навстречу, – толпы одетых в белое людей с ветвями тамариска радостно шествовали по улицам города по направлению к храму Огня. Юноша не видел ничего перед собой. Все было как в тумане. Ноги сами несли его за город. Остались позади сложенные из кирпича храмы древних богов Вавилона, царские дворцы с фонтанами, величественные ворота Иштар, облицованные синей плиткой и украшенные барельефами. Теперь все чаще попадались глинобитные хижины бедняков, живущих на окраинах. Вскоре и они миновали. Азербад шел по дороге, ведущей к древнему Сиппару. Он вдруг остановился и только теперь заметил, что солнце давно взошло, а это значило, что наступил новый день и Новый год. Звуки праздника долетели до него издалека. Он обернулся и увидел круглую башню зиккурата, которая нависала над городом. Горькие воспоминания вновь нахлынули волною, припомнились гневные слова Заотара: «В святилище не место такому, как ты…»

«Я отлучен от службы, – вслух проговорил юноша. – Что же я натворил?! Господь, – глядя на взошедшее солнце, крикнул он громко, выплескивая наружу всю боль своей души. – Господь, за что ты покарал меня? Я служил священному огню, но Ты наградил меня безумием».

Азербад шел, куда глаза глядят, и опомнился лишь, когда солнце поднялось высоко над горизонтом и стало нещадно палить его голову. Он огляделся по сторонам – впереди громоздились песчаные дюны, позади – едва виднелись городские стены. Местность, чем дальше, тем более унылой и пустынной становилась. По счастью, неподалеку рос тамариск, невысокое одинокое деревце, широко раскинувшее свои ветви, под которыми юноша спрятался от палящего солнца. Усталость свалила его с ног, и он прислонился к стволу дерева, наслаждаясь долгожданною прохладою, которая немного притупила нараставшее чувство жажды.