Сотрудник гестапо
Шрифт:
– У Гавриленко взял.
– Когда ты успел? Я даже ничего не заметил.
– Уметь надо, господин Дубровский!
– ехидно улыбнулся Потемкин, убирая часы обратно в карман.- И вам бы пора научиться. А не то так и останетесь при своем пиковом интересе.
Дубровский брезгливо поморщился и, не говоря ни слова, вышел из комнаты дежурного.
До биржи труда было не более двадцати минут хода. Дубровский был возбужден. Всю дорогу он думал о начавшемся наступлении Красной Армии, и лишь временами память возвращала его к капитану Гавриленко, жизнь которого была теперь в смертельной
Еще две недели назад, проверяя списки завербованных для отправки в.Германию и контролируя работу сотрудников биржи, он обнаружил недостачу этих бланков. Из дальнейших разговоров с Ольгой Чистюхиной он понял, что она, злоупотребляя своим служебным положением, выдавала фальшивые справки родным и знакомым. Вынудив девушку признаться в этом, Дубровский пообещал держать в тайне ее проделки, но одновременно заручился ее обещанием выдавать подобные справки тем, кого он назовет.
Сегодня Дубровский впервые договорился с ней о свидании. Ему хотелось узнать, с кем связана эта девушка. Быть может, с ее помощью удастся установить связь с подпольем Сталино, в существовании которого он теперь не сомневался.
Вечером он встретился с Ольгой Чистюхиной в центре города, и та привела его в гости к своей подруге. Пили чай с сухарями, шутили. Видно было, что девушки радовались сообщениям о наступлении Красной Армии.
…Уже несколько дней продолжались допросы Александра Гавриленко. Менялись переводчики, менялись следователи. Заболевшего Карла Диля подменил Макс Борог.
Из рассказов Макса Дубровский знал, что Гавриленко, припертый к стенке показаниями провокаторов, не отрицает, что является капитаном Советской Армии, что заброшен в немецкий тыл для подрывной деятельности, но начисто отвергает свою принадлежность к руководству подпольем и потому якобы не может назвать ни одной фамилии.
– Ты знаешь, Леонид, скорей бы уж поправился этот Карл Диль!
– признался Макс.- Мне так надоела эта грязная работа.
– А чем ты занимался до Гавриленко?
– О, это секрет. Но тебе я могу сказать. Вместе с моими друзьями из армейской разведки я готовил к переходу на ту сторону крупного агента.
– Стоящий парень?
– О-о! Пауль Мюллер - это птица большого полета, хотя сам он маленький белобрысый паренек с голубыми глазами и арийским носом. К тому же очень приметный. У него нет двух пальцев на правой руке.
– Чем же он может быть полезен?
– Свободным передвижением. Обыкновенный старший лейтенант возвращается из госпиталя после ранения. Побродит на той стороне и вернется с ценными данными. Штабу армии нужно ведь только то, что сконцентрировано перед нашим фронтом. А направления передвижения войск увидеть не так уж сложно.
– А разве мы собираемся наступать на этом участке?
– Мы - нет. Но русские собираются. И командованию хотелось бы знать направление главного удара.
– Значит, ты уже закончил его подготовку и поэтому тебя перебросили на Гавриленко?
– Не совсем так. Я должен
– Да, нелегко тебе сейчас приходится. А у меня тут хорошие девушки появились. Могу познакомить, когда будешь посвободнее.
– Обязательно познакомь. Та, в Кадиевке, мне очень понравилась. Надеюсь, что и здесь они не хуже.
– Хорошо! Когда освободишься - скажешь.
Они сидели в казино вдвоем за столиком и допивали бутылку итальянского вермута. Макс Борог осушил свой стакан, причмокнул от удовольствия и сказал:
– Скоро мы будем только вспоминать итальянское вино. Историческая ось Берлин - Рим треснула по самой середине. Послушай, Леонид, здесь нас никто не слышит, и я могу сказать тебе откровенно!
– Макс почти прильнул к уху Дубровского.- Союзники захватили Сицилию и высадились в Италии, в ближайшие дни итальянцы сложат оружие. Русские армии стремительно наступают в летнее время. Тебе не кажется, что это начало конца тысячелетнего рейха?
– И ты доволен?
– Конечно! Я же чех. Я на всю жизнь запомнил приказ Карла Германа Франка.
– Какой приказ?
– А вот послушай. «Предписываю в служебное и неслужебное время обязательно применять огнестрельное оружие при малейшем подозрении на оскорбительное отношение со стороны чеха либо при малейшем сопротивлении при аресте. Лучше десять чехов мертвых, чем один оскорбленный или раненый немец!»
– Знаю, Макс! Об этом ты уже говорил мне.- Дубровский огляделся по сторонам.
Поблизости никого не было, лишь за дальними столиками сидели несколько унтер-офицеров.
– Я ничего не придумал. Это действительно приказ Франка. Поэтому я ненавижу немцев и хочу, чтобы их быстрее побили. И не криви душой, ты ведь думаешь точно так же,- глухо сказал Макс Борог.
– Но германская армия еще так сильна…
– Ну ладно, хватит об этом!
– предложил Макс, скрывая улыбку.- Завтра нас переводят отсюда в другое помещение. Ты знаешь об этом?
– Говорят, в какую-то школу.
Макс Борог махнул рукой.
– Был я там сегодня. Видел. Еще ничего не готово. В подвальных комнатах даже не вставлены решетки.
– Значит, перенесут переезд на пару дней.
– Вряд ли. Наше здание передается штабу армейского корпуса. А он уже прибыл и спешно выгружается на станции.
– Тогда поживем немного под открытым небом!
– рассмеялся Дубровский.
Макс Борог захохотал.
Но на другой день ГФП-721 действительно перебралась в школьное здание. Встали раньше обычного, и всю первую половину дня сотрудники тайной полевой полиции занимались перевозкой имущества. А после обеда, не теряя времени, следователи приступили к допросам. На этот раз Дубровский был назначен в помощь Максу Борогу. Полицейский, доставивший Гавриленко в бывший школьный класс, засучил рукава и достал из-за голенища сапога длинный резиновый шланг. Макс Борог уселся за пишущую машинку, а Дубровский остался стоять в двух шагах от Гавриленко, который присел на краешек табуретки.