Сотрудник отдела невидимок
Шрифт:
Прощай, Албена…
Завтра другие будут уплетать здесь за обе щеки шашлыки из свинины, наслаждаясь репертуаром певицы Иванки, голос которой по вечерам доносится до самых окраин. Другие будут кататься на водных мотоциклах и лыжах, парить на воздушных змеях и позировать местным фотографам. Не тебя прокатят на смешном паровозике или старинной карете, не тебя станут уговаривать сделать массаж или модную татуировку. И если завтра погода изменится к худшему и на побережье обрушится шторм, то тебя это уже совершенно не касается.
При
Перебросив ремень сумки через плечо, Юрьев покинул гостеприимный «Кардам».
Глава двадцать пятая
1
Лали спала на скамейке, в лучших традициях бездомных, нищих и бродяг. Она лежала на боку, свернувшись калачиком, подложив сложенные ладони под голову. Ее губы казались обиженно надутыми, а мокрые волосы свесились до самой земли.
«Ребенок, сущий ребенок», – подумал Юрьев, любуясь турчанкой, но, приготовившись разбудить ее, нахмурился, чтобы не выдать своих истинных чувств. Как ни тянуло его погладить девушку по голове, он предпочел растормошить ее с подчеркнутой бесцеремонностью:
– Просыпайся, эй! Есть вещи поважнее, чем здоровый сон на свежем воздухе.
– Какие? – спросила Лали, протирая глаза.
– Здоровое питание. – Юрьев вручил ей ворох одежды и отвернулся. – Надевай это.
– Зачем?
– У тебя красивый наряд, но, боюсь, чересчур экстравагантный.
– Экстра… Что?
– Экстра-класс.
– О да, настоящий наряд танцовщицы стоит очень дорого.
Обсуждать достоинства дамских нарядов Юрьев не пожелал.
– Ты переоделась? – строго осведомился он, прислушиваясь к шороху за спиной.
– Один момент. – Повозившись еще немного, Лали доложила: – Все.
Юрьев обернулся. Турчанка отступила назад, давая полюбоваться собой. Одежда Агаты болталась на ней, как на вешалке, а великоватые туфли делали Лали похожей на маленькую девочку, примеряющую мамины наряды.
– Теперь я настоящая европейская топ-модель, правда? – спросила она.
– Мужчины сойдут с ума при виде такой красавицы, – одобрил Юрьев.
– Мой мужчина – ты. Твоя женщина – я.
– Кто тебе сказал?
– Так будет правильно. Я спасать тебя, ты спасать меня. Мы были вместе, мы будем вместе.
Хоть смейся, хоть плачь! Юрьев предпочел состроить свирепую физиономию.
– Ступай за мной, – распорядился он, увлекая Лали в сторону ночного ресторана.
– Позволь мне нести твой груз, – протянула она руку.
– Не позволю, – отрезал Юрьев, отстраняя сумку.
– Почему?
– Слишком ценные вещи.
– Какие?
– Контрабандный кубинский ром и сигары.
– О, Куба!
Юрьев стиснул зубы, давая понять, что тема закрыта. Он был сыт болтовней по горло. Зато испытывал зверский голод.
Ресторан выглядел точно так же, как и вчера. Даже свободный стол оказался тот же самый. Такое странное стечение обстоятельств. Ирония судьбы. Мрачноватая ирония.
Места, на которых двадцать четыре часа назад сидели Вера, Надя и Люба, занимали другие люди. Русские девушки, искавшие легкой жизни, столкнулись в Албене с трудностями и опасностями. Ничего, урок пойдет им на пользу. Впредь будут умнее или хотя бы осторожнее.
Рассудив так, Юрьев залил угрызения совести рюмкой анисовой мастики. Для спутницы он заказал сок и кислое молоко, опасаясь, что спиртное сделает ее еще более болтливой, чем было задумано природой. Однако Лали не умолкала и без горячительных напитков. Всякая мысль, зарождающаяся в ее мозгу, непременно произносилась вслух, а мыслей этих было больше, чем перьев в подушке.
– Что это такое? – спросила она, вертя в руках слоеный пирожок с брынзой.
– Баница, – ответил Юрьев, жующий точно такой же пирожок.
– А сыр как называется? – не унималась Лали.
– Кашкавал, если я не ошибаюсь… Но зачем тебе это знать?
– Ты это кушать. Я должна уметь готовить.
– Это совсем необязательно, – буркнул Юрьев, начиная подозревать, что главные испытания впереди.
Похоже, турчанка вбила себе в голову, что отныне является наложницей нового повелителя. Рот у нее не закрывался ни на минуту.
– Что это? – спрашивала она.
– Тушеное мясо с овощами… Гювеч.
– Но это же по-турецки! – обрадовалась Лали. – Мне нравится в Болгарии. Теперь это мой второй дом.
– Я живу в России.
– Тогда пусть Раша будет мой второй дом. Москоу.
– Так не бывает.
– Но почему?
– Родина у нас одна, – пояснил Юрьев, яростно пережевывая говядину. – Как судьба. Жизнь, понимаешь?
– И любовь, – принялась перечислять Лали. – И… и смерть.
Ее глаза внезапно наполнились слезами. Видать, вспомнила кошмар на яхте, танцы до упаду, припадочного Казаева, выстрелы боевиков. Как же ее утешить? Чем? Обнять, прижать к груди, поцеловать? Нет у Юрьева такого права. Недаром же говорят, что мы в ответе за тех, кого приручили.
– Не стоит думать о смерти, – сказал Юрьев, отодвигая опустошенный до дна горшочек. – Бессмысленное занятие. Пока я живу, смерть существует лишь как отвлеченное понятие. А когда я умру, она вообще перестанет для меня существовать.
– И для меня? – спросила Лали.
– И для тебя.
– Что же тогда получается?
Юрьев пожал плечами:
– Вечная жизнь, о которой так любят рассуждать проповедники.
Лали призадумалась и заключила:
– Жить вечно – мало.
Юрьев поднял брови: