Сотрудник уголовного розыска

Яковлев Геннадий Павлович

— Мне было стыдно рассказывать об этом своему командиру, — поднял глаза лейтенант. — Поэтому я солгал, что у меня нет жены. Да у меня и правда ее нет.

— Нет, — подтвердил полковник.

— А с ней, с Зоей, что-нибудь случилось? — спросил Спартаков.

Трофим Михайлович улыбнулся:

— Нет, думаю, что ничего не случилось.

— Правда?

— Правда.

Еще одна зацепка

В деле об убийстве неизвестной женщины у моста были

уже сотни допросов, ответов, справок, планов, схем, рапортов, объяснений. Серебрянников уныло перелистывал все эти бумаги. Он бы с удовольствием отказался от дела: прошло уже три месяца с того дня, как они выезжали на место происшествия, но по-прежнему ничего не изменилось. Василий подшил последнюю бумагу — это было сообщение о том, что Зоя Спартакова-Ваганова жива и здорова. Поболтавшись несколько месяцев по различным городам, она вернулась к родным новороссийским пенатам.

— Тунеядка и распутная бабенка! — вслух проговорил старший лейтенант.

— Ого! Кого это ты так несешь? — удивился, входя в комнату, помощник дежурного по управлению лейтенант Козлюк. — Несчастная любовь, Вася, это предвестник большого настоящего чувства.

— Да иди ты… со своими чувствами, — взорвался Серебрянников. — Давай, чего принес.

Козлюка не обидел тон товарища, и он продолжал так же весело:

— Пять женщин ждут, чтобы ты принял участие в их судьбе. Вот получай пять заявлений. Полковник Емец приказал подобные штуки, где речь идет об исчезновении женщин, приносить тебе.

Он положил заявления и, насвистывая, удалился.

— Черт! — ругнулся Серебрянников. — То ни одного сообщения не поступало, а теперь пачками посыпались.

Василий взял заявления и пошел на доклад к полковнику.

— Как дела, настроение, старший лейтенант? — спросил Трофим Михайлович.

— Плохо, сказать откровенно, товарищ полковник, и дела, и настроение.

— Почему так?

— Я уже не верю в успех дела. Посудите сами, сколько мы людей перебрали, а толку что? Одни бумаги. Сегодня в один день пришло пять заявлений об исчезновении женщин.

— Так ты что предлагаешь, Василий? Заменить тебя кем-то другим?

— Да, если можно.

— Конечно, можно: у нас, как ты сам знаешь, незаменимых людей нет. Мне тоже надоело это дело. Одни неприятности: Новый год из-за него не встретил с семьей, преступник чуть не застрелил, из Москвы звонят, ругают. Я тоже отказываюсь.

— А как же?.. — удивился Василий.

— Да так. Я начальник, — поручу это дело другим. Пусть изучают наше с тобой многотомье. Как хотят.

— На это же уйдет масса времени, товарищ полковник.

— Пусть. Я встаю на твою точку зрения. Давай наметим, кому поручить дело.

Василий молчал, опустив глаза. Уши у него были красные.

— Я неправ, товарищ полковник. Разрешите мне продолжать работу по этому делу.

Емец хитро наклонил голову набок, улыбнулся.

— Разрешаю, старший лейтенант. И коль ты согласился искать

убийцу, значит, и я присоединяюсь к тебе в компанию.

Трофим Михайлович подвинул к себе бумаги:

— Ты говорил, пять женщин потерялось в разных местах? Надо решить, за что нам в первую очередь взяться.

После двухчасового анализа работники милиции остановились на одной бумаге, пришедшей из Татарской республики:

«24 декабря из города Бугульма, — писали сотрудники Казанского уголовного розыска, — на работу в поселок Холмский Краснодарского края выехал подозреваемый в краже из магазина гражданин Цветков-Раисов, он же Барышников Борис Николаевич, вместе со своей сожительницей Анной Ивановной Силичевой.

Нами получены сведения, что Цветков прибыл в поселок Холмский один, без Силичевой. Где находится Силичева, неизвестно. Поэтому просим установить местонахождение Силичевой, а также выяснить, не причастен ли Цветков к совершению кражи в магазине.

Для сведения сообщаем: Цветков-Раисов, он же Барышников, в прошлом неоднократно судим за кражи».

— Понимаешь, — говорил полковник Василию, — Холмский сравнительно недалеко расположен от Афипского. Кроме того, убийство совершено таким варварским способом, который выдает матерого преступника, каким и является Цветков.

— Но мы же ищем военнослужащего, — проговорил старший лейтенант.

— И так и не так, — парировал Трофим Михайлович. — Мы ищем преступника в военной форме. Им может быть и невоеннослужащий, а, скажем, тот же Цветков, одетый в армейскую шинель. Вспомни, свидетели же не говорили, что они видели погоны у человека в шинели, который в тот роковой вечер стоял с женщиной у моста. А Цветкова надо проверить еще и потому, что он подозревается в краже.

Знакомство с Цветковым

Емец направил участкового уполномоченного поселка Холмский лейтенанта Угрюмова за Цветковым, сам в его кабинете вместе с Серебрянниковым остался ждать. Скоро они увидели через окно высокого мужчину лет тридцати пяти в коротком коричневом плаще, которого сопровождал Угрюмов. Мужчина отрекомендовался от порога:

— Цветков.

— Он же Раисов, он же Барышников Борис Николаевич, — уточнил Емец.

— Правильно, гражданин начальник, — метнул в сторону Трофима Михайловича быстрый и внимательный взгляд Цветков, без приглашения присаживаясь.

Василий обратил внимание на его покрытые татуировкой руки. Они мелко подрагивали.

— Рассказывай о себе, Борис Николаевич, — попросил Емец.

— А что рассказывать-то, — добродушно ответил Цветков. — Живу, как все люди: работаю, отдыхаю. Вы, видимо, вызвали меня для профилактики. Так напрасно это. По молодости творил я дела, а сейчас одумался. Честно живу.

— Так уж и честно? — заметил Серебрянников.

— А что вы меня — поймали на чем-нибудь? — огрызнулся Цветков.