Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом
Шрифт:
АДАШ. А ты что, хочешь, чтобы я перед ней в обморок грохнулся? Ведь на этом весь наш роман с ней и кончится. Может быть, сначала хотя бы поговоришь с ней обо мне?
ШУКРА. Нет.
АДАШ. Но я тебя прошу.
ШУКРА А я люблю, когда просят. Просят, просят, и все без толку.
АДАШ. Так зачем ты вообще мне это рассказал? Чтобы меня помучить?
ШУКРА. А по-твоему, помучить — это пустяк?
АДАШ. Нет, я бы и сам к ней подошел, но что будет, если я упаду? И что я ей скажу?
ШУКРА. А через час кто-нибудь пройдет мимо и заберет ее сердце себе.
АДАШ. Мне все равно. Я не могу подойти к ней сейчас, в таком состоянии. Приду к ней завтра утром. Буду сильный, бодрый и произведу на нее хорошее впечатление. Первое впечатление решает все.
ШУКРА. Знаю я тебя. Ты от волнения даже моргнуть не сможешь. Будешь стоять перед ней завтра усталый, помятый и качаться из стороны в сторону.
АДАШ. Ладно. Подойду к ней сейчас. Зажмурюсь — и представлюсь. Будь что будет! Я урод?
ШУКРА. Ну и вопросики он задает.
АДАШ. Жаль. Пойду домой.
ШУКРА. Но с другой стороны, она не краше тебя.
АДАШ. Верно. Вообще-то я не уверен, что она меня привлекает. Пойду… (Продолжает сидеть. Пауза. Собирается с духом и обращается к задремавшей Хане Чарлич.) Прошу прощения… (Хана открывает глаза.) Можно чашечку чая?
ХАНА. Я через десять минут закрываю.
АДАШ (встает). Ну ладно. Тогда… (Садится.) Но я выпью быстро.
ХАНА. С молоком? С лимоном?
АДАШ. Спасибо, ни с чем. (Хана заходит в кафе.) Не знаю… Не уверен… Она некрасивая… Некрасивая… (Пауза.) Но с другой стороны, она — человек. У нее есть рот, жаркое дыхание… (Шукре.) Ты окончательно решил ей меня не представлять?
ШУКРА. Чем я замечателен, так это тем, что мое «нет» всегда значит «нет».
ХАНА (возвращается и ставит чай перед Адашем). Пожалуйста.
АДАШ. Спасибо.
ХАНА (пытаясь ему помочь). Хотите пирожное?
АДАШ. Нет, я…
(Шукре.) Все, «что ты должен сделать, это сказать ей: „Познакомьтесь, э“ то Адаш Бардаш».
ШУКРА. Как хлопья чистого снега с небес, посыплются на нас скоро утренние газеты. В них будут революции, войны, дорожные аварии, преступления… Если, конечно, с самим газетным ведомством ничего не случится.
ХАНА (в отчаянье). Я закрываю!
АДАШ (достает из кармана деньги, кладет их на стол). Спасибо. Спокойной ночи. (Направляется к выходу, но останавливается) Она некрасивая. Да, некрасивая. Поэтому я и не попытался. Если бы я в нее влюбился, она бы уже была моей. Мы вместе пошли бы домой. И она дышала бы мне в шею. (Уходит.)
ТЭГАЛАХ (объявляет). Юность Хефеца. Последняя глава. Игра номер одиннадцать. Хефец подглядывает за смертью своей матери. (Хефец делает умоляющий жест, но берет себя в руки.) Ты готова?
КЛАМАНСЭА. Да, я готова сыграть роль умирающей матери этого негодяя.
ТЭГАЛАХ. Старенькая любимая мамочка Хефеца лежит на смертном ложе. Ей трудно дышать, она хрипит. (Кламансэа хрипит.) Хефец подглядывает в замочную скважину. Ему недостает смелости предстать перед умирающей матерью. (Нагибается, изображая Хефеца.)
КЛАМАНСЭА (хрипя). О-о-о, я не могу дышать… Воздуха…
ТЭГАЛАХ (нервно дрожит и попискивает от горя и ужаса). Вокруг много воздуха, мамочка, дыши, ты можешь…
КЛАМАНСЭА. Не могу… (Хрипит.) Я задыхаюсь…
ТЭГАЛАХ. Скоро придет врач. Он даст тебе кислородную подушку. Мамочка!
КЛАМАНСЭА. Хефец!
ТЭГАЛАХ. Мамочка!
КЛАМАНСЭА. О Хефец… Мне плохо… Где ты, Хефец?
ТЭГАЛАХ. Я здесь, мамочка, здесь.
КЛАМАНСЭА. Где ты, Хефец? Сынок! Приди, спаси меня.
ТЭГАЛАХ. Я не могу. Я не знаю как.