Сотворившая себя

Харрис Рут

– Можешь мне не объяснять. Я готова поспорить, что ты не права, и папа придет на праздник.

Праздник начался хорошо. Девочки в нарядных платьицах, с лентами в волосах. Аккуратно причесанные мальчики в наглаженных брючках. Бренда с любовью разложила свои сокровища из набора юного химика – пробирки, реторты, лакмусовые бумажки, спиртовку – так, чтобы продемонстрировать их во всем блеске. Элен подарила дочери настоящую подзорную трубу со штативом. За свой подарок она удостоилась лишь поцелуя в щеку, а самым большим комплиментом было: «Потрясающе!», как Бренда восклицала, давая своим

друзьям посмотреть в окуляр.

Пока гости охали и ахали, Бренда то и дело поглядывала на дверь, надеясь, что та откроется. Она ждала, что отец придет. Самым большим подарком для нее было бы, если бы этот кошмар кончился.

Дети жевали бутерброды и чипсы, а дверь, словно магнит, продолжала притягивать взгляд Бренды. Девочка все еще ждала, что отец не подведет ее, не допустит, чтобы она была несчастна.

Подали торт и мороженое. Бренда, не отрываясь, сверлила дверь взглядом, всей душой желая, чтобы та открылась и на пороге появился отец, живой и здоровый.

Бренда загадала желание и, задув свечи, снова взглянула на дверь. Элен знала, что загадала ее дочь.

Но дверь не открылась.

Бренда наконец поняла, что чуда не произойдет, что кошмар, в котором она жила последнее время, ей вовсе не снится, и отец действительно ушел навсегда.

Бренда вдруг схватила из камина кочергу и изо всей силы стала колотить по отцовскому подарку, превращая колбы, реторты и пробирки в груду осколков, острых и опасных, как и ее рухнувшие надежды. Ошарашенные одноклассники в ужасе смотрели на нее. Она опрометью бросилась в свою комнату и, запершись, наотрез отказалась выйти.

В тот вечер Бренда впервые после смерти отца приняла утешения Элен. Бренда лежала на кровати, громко навзрыд плача. Обняв ее, Элен чувствовала, как содрогается от рыданий ее хрупкое тельце и удивлялась, сколько горя оно может вместить. Она крепко сжимала девочку в объятиях до тех пор, пока наконец рыдания не перешли во всхлипывания, и Бренда смогла говорить.

– Мама, неужели я когда-нибудь смогу забыть папу?

Еще один вопрос, на который нет ответа, но Элен все-таки постаралась его найти.

– Наверное, нет, – мягко проговорила она. – Но воспоминания не всегда будут причинять тебе боль.

Бренда долго молчала, обдумывая слова матери, прежде чем согласилась с ее доводом.

– Знаешь, сегодня я приняла решение. Я стану химиком, – вдруг сообщила она.

– Я думала, ты собираешься работать в какой-нибудь фирме, – улыбнулась Элен. Бренда любила подражать Филу и часто играла в «фирму».

Девочка на минутку задумалась, а потом сказала:

– А я буду сразу химиком и буду работать в фирме, как папа.

По специальности Фил был химиком, и до того, как уйти в коммерцию, занимался анилиновыми красителями и производством красок.

Элен про себя улыбнулась наивным планам дочери. Маленькие девочки вырастают не для того, чтобы стать химиками или директорами. Они взрослеют, чтобы быть женами и матерями, но Элен решила оставить эту мысль при себе. Бренда слишком много пережила за этот день, крах еще одной мечты был бы для нее невыносим.

Бедняжка Бренда. Она была папиной дочкой, а теперь вдруг отец ушел навсегда.

С

того самого дня Бренда стала обожествлять своего отца. Он стал ее идолом, героем. Она не терпела никаких замечаний в его адрес. Комната Бренды превратилась в святилище памяти Фила. Стены были увешаны его фотографиями. Серебряная рамка, которую Элен принесла с работы мужа, стояла теперь на столе у Бренды, и девочка время от времени с благоговением начищала ее. Она засыпала, крепко прижимая к груди свитер Фила.

Элен знала, что чувствует дочь, потому что и сама сейчас чувствовала то же. Память избирает только самое хорошее.

Когда Фил был жив, дни рождения были настоящими праздниками.

Когда Фил был жив, люди тянулись к ней.

Когда Фил был жив, в квартире не переставая звонил телефон.

Когда Фил был жив, дом был полон жизни.

Когда Фил был жив, дети были счастливы.

Когда Фил был жив, она была счастлива.

Когда Фил был жив, все было изумительно.

Фил.

Орлиный профиль, нежная загорелая кожа, пронзительные зеленые глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Он был самым заметным парнем среди студентов Пенсильванского университета. Когда Элен поступила в университет, Фил был уже старшекурсником. Он ездил на белом «олдсмобиле» с откидным верхом и красными кожаными сиденьями, одевался в модные костюмы из твида или прекрасной шерсти и имел поклонниц по всему Западному побережью. Он был научным редактором университетской газеты и президентом братства. Он прекрасно успевал по всем предметам и считался третьим игроком в команде теннисистов. Все любили находиться в его компании, подражали ему, хотели нравиться. Парни ценили его, а девушки обожали. Они оказывали ему знаки внимания, окружали его материнской заботой, обольщали, пытались стать его «лучшим другом», расставляя перед ним всевозможные капканы.

Как ни странно, Фил обратил внимание на Элен, назначил свидание, а потом приглашал ее снова и снова. Удивительно, но он сделал ей предложение и женился на ней.

Фил заполнил всю ее жизнь. Он научил ее быть женщиной его мечты. Он учил ее одеваться и кокетничать, кататься на лыжах и болеть на футбольном матче, заказывать ужин в дорогом французском ресторане и молча смотреть ему в глаза поверх бокала шампанского.

Именно Фил научил Элен чувствовать себя красивой, любимой и обожаемой. Быть центром жизни Фила было все равно, что быть центром вселенной.

Он любил ее. Он хотел, чтобы у них были дети. А она хотела всего, что хотел он.

Элен ни на минуту ни о чем не пожалела. Она даже не осознавала, что став собственностью Фила, растеряла все, что у нее было своего.

Элен думала, что недвижимость есть только у миллионеров. Придя в крошечный офис Эла Шелдрока, она узнала, что это не так. Эл объяснил, что у Фила была недвижимость. Завещание его было простым: все оставалось Элен. Новый желтенький «бьюик», дом на Догвуд-Лейн, одна тысяча пятьсот пятьдесят один доллар сорок два цента на срочном вкладе, семьсот семьдесят два доллара тридцать центов на депозите, часть долларов в акциях и даже старенький «форд», на котором Фил иногда ездил на вокзал.