Соверен
Шрифт:
— Да, — кивнул я. — После того как я узнал о вашем обмане, я долго ломал себе голову, пытаясь найти причины, побудившие вас затеять со мной столь рискованную игру. И понял, что ключ к разгадке — признание Эдварда Блейбурна. Помните старого брата Сванна из Халла? Он рассказал мне, что, согласно преданию, Блейбурн был настоящим отцом короля Эдуарда Четвертого.
— Господи боже, ну и память у этого старика! — вздохнул Джайлс. — Я думал, все, до кого могли дойти подобные слухи, давным-давно в могиле.
— За исключением брата Сванна. Я не стал передавать вам его рассказ, ибо не хотел создавать вам новых проблем. Излишняя осведомленность чревата опасностью. Так
Джайлс выпрямился, и в голубых его глазах сверкнули искры.
— Вы правы, Мэтью, излишняя осведомленность чревата опасностью, — произнес он. — И потому в ваших собственных интересах не задавать мне вопросов. Давайте прекратим этот разговор, пока не поздно. Позвольте мне уйти из вашего дома. Обещаю, вы больше никогда меня не увидите.
— Боюсь, мне нет нужды задавать вам вопросы, Джайлс. Я догадался обо всем сам.
Он откинулся на спинку кресла, устремив на меня сокрушенный взгляд.
— Помните, в Хоулме вы показали мне могилу своих родителей? К счастью или к несчастью, я обладаю превосходной памятью. Имя вашего отца, на которого, по вашим собственным словам, вы чрезвычайно походите внешне, — Эдвард. Надпись на могиле сообщала, что он родился в тысяча четыреста двадцать первом году. К моменту вашего рождения ему было почти пятьдесят. Вы еще сказали, что были посланы ему под старость. Значит, в тысяча четыреста сорок втором году, когда родился король Эдуард Четвертый, ему был двадцать один год. Вполне достаточно, чтобы произвести на свет сына. Полагаю, ваш отец — не кто иной, как Эдвард Блейбурн.
— Вы правы, — просто ответил Джайлс. — Король Эдуард Четвертый — мой сводный брат, значительно превосходящий меня годами. Нынешний король, таким образом, доводится мне внучатым племянником. Когда я увидел его в Фулфорде, различил печать злобы и порока на его лице, ощутил исходящий от него запах разложения, я понял, что древнее пророчество исполнилось и Англией правит король-еретик. Сама мысль о существующей меж нами кровной связи мне отвратительна. И я всей душой ненавижу этого фальшивого короля, который на самом деле является потомком простого лучника.
— А когда вы узнали правду о вашем отце?
— Если вы настаиваете, Мэтью, я все вам расскажу.
Голос Джайлса звучал размеренно и невозмутимо, лишь сверкающие глаза выдавали охватившее его волнение.
— Возможно, вы поймете меня и простите за то, что я злоупотребил вашей дружбой. Возможно, вы даже признаете мою правоту.
— Говорите.
— Как я и сказал вам тем памятным вечером в Хоулме, детство мое было счастливым и безоблачным. Я знал, что отец мой перебрался в эти края за много лет до моего появления на свет. Думаю, в молодости он был настоящим красавцем, вроде молодого Ликона. Высокий, стройный, белокурый. О прошлом своем он никогда не распространялся, упоминал лишь, что родился в Йоркшире. И я думать не думал, что имя Ренн, которое носил отец и которое он передал мне, является вымышленным.
— Перебравшись на новое место, сменить имя не трудно, — вставил я.
— Вскоре после того, как отец перебрался в Хоулм и приобрел там ферму, он женился в первый раз. Брак его остался бездетным. Когда отцу было уже за сорок, жена его скончалась от чахотки. В заболоченной местности подобный недуг встречается весьма часто. Год спустя отец женился на моей матери. Я был их единственным ребенком.
Джайлс скатал из хлеба шарик и принялся вертеть его в пальцах.
— Когда мне исполнилось семнадцать, я отправился в Лондон изучать
Рука Джайлса непроизвольно потянулась к собственному боку.
— Лекарь не скрыл от отца, что недуг неизлечим и ему остается лишь готовиться к смерти. Я горько сожалел о том, что он не сообщил мне о своей болезни ранее. Но, думаю, подобно вашему отцу, он не хотел тревожить меня, отвлекать от занятий и развлечений, которым я предавался в Лондоне.
Как-то ночью отец позвал меня. Дни его были уже сочтены, тело, некогда столь сильное, превратилось в обтянутый кожей скелет. То же самое происходит со мной, — вздохнул Джайлс, глядя на раскрошившийся хлебный шарик. — Ночь выдалась холодная, повсюду лежал снег. Казалось, вся земля погружена в сон и безмолвие. В ту ночь отец открыл мне тайну, которую хранил больше сорока лет. Он хотел, чтобы я записал с его слов признание, и я выполнил его просьбу. Вы хотите, чтобы я повторил это признание вам?
— Да, — кивнул я.
Рука Джайлса коснулась кармана камзола. Несомненно, там он держал нечто важное. Поймав мой взгляд, он слегка нахмурился.
— Документ, написанный мною под диктовку, гласил, что настоящее имя моего отца — Эдвард Блейбурн, он является отпрыском бедной семьи и ведет свой род из Кента. Подобно многим юношам, вынужденным с молодых лет зарабатывать себе на жизнь, он поступил на королевскую службу и стал лучником. Шли последние годы войны с Францией, Жанна д'Арк уже была сожжена, и вся Франция поднялась против нас. В тысяча четыреста сорок первом году отца моего отправили в Руан. Герцог Йоркский, возглавлявший английские войска, носился по полям сражений. Отец мой оказался в числе солдат, которым было доверено охранять герцогиню.
— Сесиль Невиль.
— Да. Герцогиня была молода, хороша собой и в чужой враждебной стране чувствовала себя одинокой и несчастной. Она прониклась симпатией к пригожему лучнику, и симпатия эта зашла так далеко, что однажды ночью он оказался в ее постели. Они провели вместе всего одну ночь, но этого было достаточно, чтобы зачать дитя. Обнаружив, что она в тягости, герцогиня решила обмануть мужа и выдать сына лучника за сына герцога. Она сообщила всем, что понесла еще до отъезда своего мужа. Когда ребенок родился, его сочли переношенным. Что до моего отца, с ним герцогиня обошлась чрезвычайно милосердно. Она могла приказать его убить. Но вместо этого отослала его прочь, снабдив соучастника своего грехопадения деньгами, вполне достаточными для того, чтобы начать новую жизнь. Да, она подарила ему целую шкатулку золотых монет, очень красивую шкатулку…
— Ту самую.
— Да. А еще кольцо с изумрудом, которое прежде носила сама.
Он вскинул руку, показывая мне кольцо.
— Отец мой никогда не снимал его. В ту ночь он передал его мне. С тех пор я ношу его не снимая.
Джайлс замолчал. Дождь барабанил по крыше с такой силой, словно хотел пробить ее насквозь.
— Но почему в тысяча четыреста восемьдесят третьем году, когда постаревшая Сесиль Невиль сделала свое признание, она не указала на вашего отца как на человека, который может подтвердить истинность ее слов?