Совершенно секретно
Шрифт:
Гитлер самонадеянно рассчитывал на то, что американцам придется отступить на запад, за Сену. Там он собирался разделаться с ними в свое время — весной, когда вся его империя, воодушевленная победой, поднимется и сбросит в море "западных ублюдков".
Блиц-удар, который сделал бы все это возможным, должен был начаться для обеспечения внезапности — в "самом неподходящем" секторе. Немецкий бог, по-видимому, благосклонно улыбался этому плану, потому что "самый неподходящий" сектор был не только счастливо расположен относительно конечной цели операции, но и вел к той самой дороге, по которой четыре года тому назад наступали немецкие армии, с тем, чтобы обойти линию Мажино и в несколько недель свести на нет боеспособность французской армии.
В 1940 году армии Гитлера прорвались из Арденн на равнины Центральной Франции, чтобы нанести удар в разных направлениях одновременно. В 1944 году особое значение прорыва через Арденны заключалось в том, что Льеж расположен всего в нескольких милях от Арденн и что немецкая армия после занятия Льежа могла бы захватить находившиеся там огромные полевые склады американцев, — она могла бы захватить машины и горючее, необходимые для удара по Антверпену, находившемся в семидесяти пяти милях.
Но не только это — были и другие преимущества у сектора, избранного немцами для наступления. Линия, разделяющая противостоящие армии, проходила вдоль границы. Местность на немецкой стороне, против Арденнских гор, была идеальная для целей Гитлера. Эйфель — это лесистые горы, где можно укрыть большую армию от зорких глаз аэрофотоаппарата. К ним ведет прекрасная сеть железных дорог, по которым ночью можно быстро перебросить войска.
Погоде тоже предстояло сыграть в этом деле свою роль. В декабре в горах Эйфеля можно рассчитывать на облачную погоду. Это нейтрализовало бы превосходство союзников в воздухе.
Итак, сцена была подготовлена для постановки боя в Арденнах, который Гитлеру пришлось начать раньше времени — 16 декабря. В штабе Брэдли возможность наступления через Арденны обсуждалась за несколько недель до этого, и Брэдли обстоятельно резюмировал:
— У нас недостаточно войск, мы не можем быть сильными повсюду. Чтобы не остановить наступления, чтобы не дать немцам оправиться от удара, чтобы прорваться туда, где мы опять сможем использовать наши танковые части, чтобы осуществить все это, нам не остается ничего другого, как сосредоточить наши силы. А это значит, что надо где-то ослабить нашу оборону. Арденны все-таки самое безопасное место, где можно ее ослабить. Но, говорите вы, у противника есть возможность повести наступление именно оттуда. Отлично, пусть наступает, если хочет. Нам нужно где-то уничтожить его армию, и если он начнет наступление в Арденнах, тем лучше. Нам нужно, чтобы он вылез из норы.
Несколько позже Брэдли, чтобы высказать ту же мысль, прибегнул к военному термину. Он характеризовал ослабление американской обороны в Арденнах как "предусмотренный риск". Брэдли хотел этим сказать, что обстоятельства говорят против наступления немцев в этом месте: конечно, они могут все же начать наступление, однако, нам стоит рискнуть ради тех огромных преимуществ, которые мы получили бы, взяв инициативу в свои руки. А если бы мы просчитались, и противник повел бы наступление, его все же можно было бы разбить.
И вот Брэдли решился на "предусмотренный риск". Однако, отдавая должное немецким генералам, организовавшим это наступление для Гитлера, надо сказать, что они вели подготовку весьма искусно, и ни одна агентура союзной разведки даже не подозревала, что именно затевают немцы, вплоть до ночи перед наступлением.
Монтгомери, например, посоветовавшись с блестящим питомцем Оксфорда, бригадным генералом Уильямсом, руководившим у него разведкой, только что высказался в том смысле, что немецкая армия совершенно не способна наступать, что единственная задача, которая
Штаб СХАЭФа, где имели время сопоставить сведения, добытые английской и американской разведкой, и проштудировать их на досуге, даже не намекнул на это в своей очередной еженедельной сводке, которая, сколько мне помнится, была разослана за два дня до начала арденнского контрнаступления.
В 12-й армейской группе разведывательный отдел штаба смотрел на дело еще более оптимистически, — нам казалось, что фронтовые части противника держатся из последних сил, что действительно и послужило для Гитлера основанием выбрать этот момент для наступления. Разведывательный отдел только что написал весьма убедительный доклад, предлагая перейти в активное наступление, для того чтобы использовать результаты огромного урона, нанесенного нами немецкой армии в течение ноября и декабря. Известно было, что численность многих немецких дивизий, стоявших на линии против нас, упала до двух-трех тысяч человек в каждой.
Намеченный плацдарм наша армейская группа также изучала самым непосредственным образом, ибо наш штаб находился в Люксембурге, на краю Арденн, и дорога, по которой мы ездили в штаб Первой армии, лежала на расстоянии выстрела противотанкового ружья от немецких частей. Мы избегали этой дороги ночью, потому что время от времени немецкие отряды поиска делали набеги, чтобы захватить одну — две машины. Через неделю после того, как началось наступление, мы узнали из захваченных документов, что Люксембург был одним из второстепенных объектов, — после взятия он должен был служить защитой южного фланга основных сил наступления, и что дивизия фольксгренадеров, стоявшая против нас, перешла небольшую речку на границе, в десяти милях от того места, где работали мы, за неделю до начала генерального наступления
Когда началось наступление, оно было полной и абсолютной неожиданностью и захватило врасплох первую из американских сменяющих дивизии, подошедшую из Шербура, в первую же ее ночь на переднем крае. Целых два полка были смяты и захвачены в плен. Никогда еще ни одно сражение во Франции не начиналось так благоприятно для той или другой из сторон. Под Сен-Ло пехота едва продвигалась в течение дней и ночей, пока не вышла на торную дорогу. В Арденнах немцы прошли через нашу главную линию обороны со скоростью тридцати миль в час, не останавливаясь даже для того, чтобы расстреливать захваченных пленных, — это удовольствие они отложили на несколько дней и тогда перебили несколько групп американцев, чтобы избавить себя от труда конвоировать их до места.
У немцев как будто было все — внезапность, быстрота, огневая мощь и высокое моральное состояние. Глядя на карту утром 17 декабря, казалось невозможным остановить их, — они прорвали нашу линию обороны на фронте в пятьдесят миль и хлынули в этот прорыв, как — вода во взорванную плотину. А от них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали сломя голову американцы.
Когда в Арденнах выпал снег, это было красиво, но зато дороги стали очень скользкие. Снега было не так уж много, если считать по мерке Северных Штатов Америки, хотя кое-где наметало порядочно, гак что трудно было идти. На дорогах укатанный снег становился плотным, как лед. Когда человек истекал кровью в санитарной машине, и кровь, просачиваясь под заднюю дверцу, капала на снег, она оставляла на снегу тускло-красные брызги, по которым можно было при желании проследить путь машины.
Подходившие танки сильно скользили по обледенелым дорогам, и можно было подумать, что вся колонна сошла с ума, видя, как отдельные машины сваливали деревья и крушили углы домов на поворотах. Тридцатитрехтонные танки начинали вертеться на самых легких спусках и подъемах, иногда делая два-три полных поворота, прежде чем остановиться. За однодневный переход танковая дивизия могла потерять несколько сот машин — из-за аварий, застрявшими в грязи, перевернутыми. Ремонтные команды дули на озябшие пальцы, заходя сзади и силясь отыскать, за что можно было бы зацепить поврежденные машины и вытащить их на такое место, где они могли бы двигаться.