Совершенно секретно
Шрифт:
Вся обстановка в Африке была просто создана для Монтгомери. Его личные свойства — решительность, дисциплина, нетерпимость к тупым и бестолковым помощникам и к чванливым начальникам, а более всего его твердая вера в собственные силы, его непоколебимый эгоцентризм — все это сделало новыми людьми тех самых офицеров, которые столько раз могли разбить Роммеля и не разбили из-за тупости высшего руководства, неопределенности решений, недостатка техники и открытого противоречия между политическими и военными задачами. И солдат своих Монти также сумел сделать новыми людьми, потому что они почувствовали его живой дух, его боевое рвение, — и потому, что он дал им новое оружие в руки. Это оружие и этот дух помогла Монтгомери
Правда, оружие находилось в пути еще задолго до того, как Монтгомери принял командование; правда, Роммель был достаточно измотан к моменту своего поражения, потому что дрался так же долго, как и англичане, и почти на таком же тощем пайке. Не все же до сих пор Роммель еще ни разу не был разбит, а Монтгомери с Восьмой армией разбил его. После поражения Роммеля при Эль-Аламейне ветер войны на Западе подул в сторону союзников. Роммель стал катиться под гору, а у подножья горы, в Тунисе, большое скопление войск, прибывших из Западного полушария, ожидало его, чтобы прикончить. Все это не могло не оказать влияния на Монтгомери и его штаб.
Чтобы понять поведение Монтгомери при Кане, необходимо представить себе все обстоятельства гибели роммелевского африканского корпуса. Вспомните дни перед тунисской победой, когда американцы беспорядочно отступали, напуганные стычкой, которая оказалась почти что блефом. Американским частям под командованием Паттона предстояло, пользуясь классической метафорой одного из официальных коммюнике, быть "стенками цилиндра, по которому поршень Восьмой армии погонит африканский корпус". А пехота и танковые соединения Брэдли должны были пройти через холмы пустыни, чтобы на краю Тунисского полуострова частью перебить, частью захватить в плен полтораста тысяч немцев. Именно тогда, вспоминая о смятении первых дней операции, Монтгомери обронил фразу, которая положила начало исторической распре.
Случилось это после окончания кампании. Монтгомери собрал на совещание своих старших командиров и предложил каждому из них выступить перед своей частью с докладом о том, как была одержана африканская победа. На этом совещании присутствовал в качестве наблюдателя и генерал Паттон. После совещания один английский офицер спросил у Паттона, как оно ему понравилось. Паттон ответил, что, на его взгляд, было слишком много разговоров. Когда этот ответ передали английскому главнокомандующему, Монтгомери сказал — и в американском штабе хорошо запомнили его слова [17] {17}:
17
Говорят, что после освобождения Франции Паттон хотел послать Монтгомери пятигаллонный бачок бензина. Курьер должен был напомнить фельдмаршалу его реплику и доложить
— Сэр, солдаты генерала Паттона уже подучились, генерал надеется, что с вашей дороги он ушел достаточно далеко (Паттон к тому времени опередил Монтгомери на несколько сот миль), а это — все горючее, которое осталось у американской армии". (Примеч. автора).
— Следующий раз, когда я увижу Джорджи Паттона, я скажу ему только три вещи: уйдите с моей дороги, забирайте обратно своих солдат, чтобы подучить их, и оставьте мне ваше горючее".
Намек насчет обучения был не случайным; дело в том, что после поражения американцев в Кассеринском горном проходе офицеры фельдмаршала Александера вполне серьезно предложили американцам изменить план кампании с таким расчетом, чтобы американские войска могли пройти дополнительную подготовку, прежде чем вернуться на фронт.
Именно это имел в виду Терри Аллен, командовавший в то время американской 1-й пехотной дивизией, когда, обращаясь к своим солдатам перед Эль-Геттаром,
Американское командование рассматривало эти первые неудачи как досадную, но вполне естественную стадию процесса боевой закалки вновь сформированных соединений, необходимый этап на пути превращения новичков в ветеранов. Но на Монтгомери они произвели неизгладимое впечатление, и под этим впечатлением он, видимо, еще находился и в Нормандии, когда сказал, что "от Брэдли потребуется взять Шербур в порядке поддержания дисциплины".
Обо всем этом думал английский главнокомандующий, накапливая силы на берегах Нормандии, перед маленьким французским городком Кан. Ту же установку разделяли и офицеры его штаба. Он был их начальником, и сами они были вылеплены по его образу и подобию. Наступил подходящий момент для VAapa по врагу, уже использовавшему, как при Эль-Аламейне, все свои наличные силы, — и этот удар мог быть нанесен английской армией, под руководством английского штаба, во славу и честь Англии. В Европе останутся еще немецкие армии, которые придется разбить после того, как падет Кан, но их можно будет уничтожать на ходу, постепенно, одну за другой, используя уже и американские силы, — после того, как Монтгомери возьмет их в свои руки. То, что после исходной победы командование американскими войсками останется за ним, сомнению не подлежало. Сэр Бернард приготовился нанести удар.
Результатом решения Монтгомери явилась битва за Кан, — то есть собственно две битвы, два последовательных развернутых наступления, продолжавшихся и после того, как сам город пал. Операция, начавшись в середине июня, длилась почти целый месяц и явилась неудачей, после которой английская армия на континенте так и не оправилась полностью. Это была первая и последняя битва в Европе, проведенная силами одних только англичан. Опасения Монтгомери оправдались; ему уже ни разу больше не удалось собрать под своим командованием достаточно имперских войск, чтобы действовать самостоятельно, и всегда приходилось заимствовать и технику, чтобы создать тот перевес в силах, без которого он не решался даже планировать наступление.
В конце концов, Монтгомери взял Кан, но с таким запозданием, что американские наблюдатели восприняли поздравительную телеграмму Сталина Черчиллю как шедевр иронии. Телеграмма гласила коротко: "Поздравляю с блистательной победой при Кане".
Монтгомери взял Кан только после двух развернутых наступлений, из которых каждое потребовало полного использования воздушных сил дальнего действия для удара по тактическим объектам. Сейчас же за Каном ему пришлось остановиться, после того как он погубил весь британский танковый корпус, бросая свои танки последовательными волнами под огонь немецких 88-мм пушек. Противостоявшую ему немецкую армию он не только не смог уничтожить, но даже просто нанести ей поражение. После Кана не могло быть и речи о том, чтобы прорваться через Бокаж. Силы Монтгомери были истощены.
Английские войска, дравшиеся при Кане, принадлежали к лучшим вооруженным силам империи, и судьба танковых соединений, участвовавших в битве за Кан, оказалась трагически сходной с судьбой английской конницы, увековеченной Теннисоном в "Атаке легкой кавалерии". Немцы встретили Монтгомери огнем зенитных батарей, которыми кишело все побережье Ла-Манша; зенитки прямой наводкой били из-за изгородей по наступающим танкам. Тактики из штаба Монтгомери рассчитывали встретить сопротивление только полевой артиллерии; вступление в бой зениток неожиданно погубило дело. Расчеты на разрушительную силу бомбардировщиков тоже не вполне оправдались.