Совершенно секретно
Шрифт:
Однако проходит всего 15 лет, и по другую сторону Тихого океана грозится возникнуть новый скандал. "Последний самурай" Мисима, убедившись в бесплодности своих попыток восстановить в Японии "истинную самурайскую справедливость", решил уйти, громко хлопнув дверью на прощание. Опытный интриган, он тем не менее совершает ту же самую банальную ошибку, которая стоила жизни его высококвалифицированному "коллеге" Бордли — заявляет о своих планах гораздо раньше намеченного срока. Книга Мисимы, способная подорвать доверие двух великих народов к собственным правительствам, также исчезает в "черной дыре" истории, умело "подставленной" японскими спецслужбами. С традиционным антагонизмом армии и флота, свойственным отсталой феодальной эпохе, в Японии покончено раз и навсегда еще в далеком 1945 году, и поэтому "катить бочку" на национального героя Ямомото нынешним правителям не к лицу, тем более что их теперешние интересы полностью совпадают с интересами могущественных заокеанских союзников. Им не нужны грязные шантажисты типа Бордли и Мисимы, какими бы заслугами перед собственными нациями те не отличились в прошлом…
Теперь самое время перейти к таинственной смерти
Вооруженный дополнительными сведениями, Стеннингтон разыскал в Лондоне престарелого сына агента "Интеллидженс сервис" и попытался выяснить у него, что ему известно о своем отце такого, что в свое время по разным причинам не стало достоянием всемирной истории. И ему несказанно повезло. Как ни странно это говорить, но в успехе своего предприятия был "повинен" исключительно преклонный возраст Томаса Ратленда — бывшего врача-хирурга, одного из известнейших специалистов своего дела не только в Лондоне, но и во всей Южной Англии. Ратленд-младший заявил журналисту, что ему известно по делу о смерти отца много чего такого важного, но он всю жизнь молчал из опасения разделить его судьбу. Скажем просто — он боялся расправы секретных служб, которые в целях сохранения своих секретов смогут стереть в порошок кого угодно, хоть английскую королеву, хоть президента США, и при этом не помогут никакие меры защиты.
Но теперь 90-летнему старику некого и нечего было бояться, и он только ждал удобного случая, чтобы сделать достоянием гласности многие давние государственные секреты, и тем самым реабилитировать своего незаслуженно обвиненного в предательстве отца. Стеннингтон записал рассказ Томаса Ратленда на видеопленку. Некоторые интересные моменты рассказа бывшего врача не подкреплены пока, к сожалению, соответствующими документами, но благодаря полученным сведениям, Стеннингтон теперь хоть знал где и что искать. "Может быть эти поиски займут много лет, — писал журналист в своей статье "Тихоокеанский гамбит", — зато в САМОМ ГЛАВНОМ я теперь уверен полностью. Проигрывает партию не только тот, кто слабее к ней подготовлен, но и тот, кто не имеет представления, как распорядиться своей победой. Джеймс Ратленд был одним из лучших разведчиков в своем классе, и был способен выиграть любую партию, но он потерпел сокрушительное поражение только потому, что сражался с ветряными мельницами".
Впрочем, теперь нам самое время наконец-то узнать, в чем же таком в свое время "шептался" Джеймс Ратленд со своим сыном, и что тот скрывал потом на протяжении целой половины столетия!
Глава 3. Америка приступает к трапезе
Итак, незадолго до своей загадочной во всех отношениях смерти Ратленд встретился с сыном и рассказал ему все, что накопилось у него на душе за все годы незаслуженного, по его мнению, остракизма со стороны любимой "Интеллидженс Сервис". Выслушав отца, сын пришел в неописуемый ужас, сначала он не поверил ни единому его слову, но после того, как тот проиллюстрировал свой рассказ некоторыми документами, Ратленд-младший испугался еще больше. Ведь речь шла ни о чем ином, как о колоссальном сговоре японских адмиралов накануне войны с целью как можно быстрее развязать войну с потенциально сильнейшим противником и также быстро привести Японию к поражению для того, чтобы таким чисто по-японски экзотическим способом покончить с ужасным хаосом, царившим в стране на протяжении десятилетий после того, как армия почувствовала свою силу.
Но этого мало. Ратленд узнал, что адмиралы сговорились не только между собой, но и с самими американцами, причем на самом высоком уровне. Они прекрасно понимали, что президент Рузвельт — первейший ставленник военно-промышленного комплекса, а производители оружия в любой стране всегда рады даже самой завалящей войне. Тем более что японцы прекрасно разбирались в мировой политической расстановке сил тех лет и вовремя сообразили, что Рузвельту, стремившемуся во что бы то ни стало ввязаться в европейскую войну, чтобы ограничить, наконец, мировое господство своего главнейшего конкурента — Британской империи — позарез нужен достойный предлог. Но на данном этапе Америка в войну вступить не могла. "Демократическая до абсурда, — писал в своей вступительной статье к книге Г.Л.Хеннеси "США вступают в войну" известный американский публицист Карел Баррон, — Америка обязана была считаться с мнением своего народа, и в вопросах войны и мира президент этому народу по большому счету не был указом. В тот момент американцы практически все были против какого-либо вмешательства Соединенных Штатов в европейские и азиатские дела. "Пусть эти дураки разбираются там сами!" — орут и демократы, и республиканцы в Конгрессе, выражая общественное мнение страны, они яростно отстаивают политику изоляционизма, срывая все робкие программы правительства и президента Рузвельта и стоящего за ним военно-промышленного комплекса, жаждущего поскорее приступить к перераспределению богатств, которые находятся под контролем традиционных промышленных структур. Даже закон о знаменитом "ленд-лизе" прошел через Конгресс только тогда, когда Рузвельт, потеряв всякое терпение, патетически воскликнул на всю Америку: "Когда горит дом соседа… а у вас есть садовый шланг, то дайте его этому соседу, пока не загорелся и ВАШ дом!"
Прошел закон… Все же прошел, но с большим, ох каким большим трудом!
И в этот самый момент группа японских адмиралов решает нанести по Америке внезапный удар.
"ЗАЧЕМ? —
Но эти доводы не помогли. Безумие, как известно, заразительно, и охваченным дурной идеей адмиралам удалось навязать свою точку зрения всем остальным, включая императора Хирохито. Впоследствии никто из уцелевших в мясорубке войны японских адмиралов не смог толком объяснить мотивы этого решения, остались лишь туманные ссылки на то, что это была идея одного человека, адмирала Ямомото — главнокомандующего японским флотом. Обратите внимание — не императора, не премьер-министра — достаточно агрессивного генерала Тодзио, и даже не морского министра, а всего лишь "командующего одним из видов вооруженных сил"! Сам Ямомото не пережил войны, чтобы толком объяснить, КТО ЖЕ в конце концов внушил ЕМУ САМОМУ эту безумную идею…
Но рок, как говорится, неумолим. 7 декабря 1941 года японские бомбы, упавшие на американскую базу в Пирл-Харборе, вывели наконец Соединенные Штаты из состояния праздной летаргии. На другой день, 8 декабря, это была уже совсем другая страна. И эта страна сплотилась в неукротимом желании дать сокрушительный отпор этому "предательскому и неспровоцированному" нападению. Впервые за 10 лет изоляционисты встретили аплодисментами в Конгрессе цветущего от счастья президента Рузвельта [92] , приехавшего "просить" высший законодательный орган страны объявить войну коварной и ненавистной самурайской Японии…"
92
Для того, чтобы убедиться в том, что Рузвельт именно "цвел от счастья" в момент объявления войны Японии, достаточно взглянуть на широкоизвестное фото под названием "Ф.Рузвельт подписывает прокламацию об объявлении войны Японии". Помимо президента "цветет от счастья" и вся свита за спиной у него — в первую очередь это касается советника президента Гарри Гопкинса и военно-морского министра Фрэнка Нокса — эти вообще готовы от этого самого счастья пуститься в пляс.
"…Вступление Америки во вторую мировую войну сделало положение стран Оси абсолютно безнадежным. Их поражение было всего лишь вопросом времени. Более того: всего через полгода мощный японский флот был разгромлен американцами в скоротечном сражении у атолла Мидуэй.
Это было невероятно: у американцев было во много раз меньше сил. Им удалось собрать для решительного боя ту горстку кораблей, что уцелела после удара по Пирл-Харбору. Они совершенно не имели боевого опыта и боевого мастерства, которыми в избытке обладали японцы, ведущие бесконечные войны против ближайших своих соседей, они не имели той боевой злости и нечеловеческой доблести, которыми отличались их враги, но… разгромили их! "Неумолимый рок" или "цепь не поддающихся анализу случайностей" привели японский флот к небывалому в его истории разгрому, а американцев — к невероятной победе. После этого Япония, навсегда потеряв инициативу в войне, катилась от поражения к поражению до самой своей капитуляции. Атомные грибы, вставшие над Хиросимой и Нагасаки, в корне изменили дух нации, сбросив страну с рельс бесшабашного милитаризма и поставив на путь демократизации и процветания. Для этого и нужно было вступление в войну именно Соединенных Штатов, чтобы показать, что либеральные идеи построения демократического человеческого общества начинают окончательно побеждать теряющий казалось бы прочные позиции оголтелый тоталитаризм".
Такова официальная версия возникновения войны на Тихом океане и поражения в ней Японии, но никто из историков, пытаясь анализировать причины нападения Японии на Америку, так никогда и не удосужился задаться одним-единственным простым вопросом: если войну начал ДУРАК Ямомото, так почему же УМНИК Тодзио не попытался закончить ее после его гибели еще в 1943-м?
Глава 4. Запоздалое предупреждение
Из рассказа Ратленда Стеннингтон узнал, что адмирал Ямомото еще в 1940 году вступил в переговоры с личным представителем Ркзвельта — Уильямом Стефенсоном через своих агентов, одним из которых являлся Муичи Сигунда. Сигунда, как и положено одному из самых образованных офицеров флота, был в курсе многих политических проблем и пристрастий как своего адмирала, так и президента Америки. В отличие от Стефенсона, который без излишних колебаний принял проамериканскую ориентацию, Ратленд был убежденным патриотом своей родины. Однако, принимая участие в переговорах американцев с японцами, он до самого конца был уверен в том, что эти самые переговоры — лишь часть задуманного союзниками-американцами хитроумного плана, призванного одурачить японцев по-крупному. Ему и в голову не приходило, что важные переговоры отнюдь не игра, а жестокая реальность. Сами британцы, какими бы хитрецами и пронырами они не слыли, ни за что не додумались бы такими радикальными мерами, как провоцирование войны в самый неблагоприятный для себя момент, пытаться направлять политику сразу нескольких крупных держав нужное для себя русло. А когда он понял, сообразил наконец, что к чему, то было поздно.