Совершенно секретно
Шрифт:
“…Допрошенные по делу в качестве свидетелей, сослуживцы В.И.Кривоша, хорошо его знавшие, характеризовали его как человека выдающихся способностей, но в высшей степени алчного к деньгам, и не особенно разбирающегося в способах их приобретения, включительно до утайки наградных денег, выдававшихся ему из Морского Генерального Штаба для передачи некоторым чиновникам, оказывавшим услуги Морскому Штабу… Так, получив однажды от своего начальника по Морскому Генеральному Штабу М.И.Дунина-Борковского несколько тысяч рублей для открытия новых цензурных пунктов, Кривош и новых пунктов не создал, и отчета о расходовании полученных средств не представил”.
Другой источник, не менее “академический” (“Материалы тайных следствий”, Г.Д.Бахтер, 1991, СПб.), сообщает:
“…Заметное улучшение материального состояния Кривоша В.И., когда он начал широко жить
Но, как говорится, если личность гениальна, то она гениальна до конца. Предвидя, что в своих преследованиях власти не остановятся ни перед чем, Кривош принялся их самым натуральным образом шантажировать. Он каким-то чудом умудрился снять фотокопию с подлинника доклада о его награждении орденом Св. Владимира 4-й степени, в котором было весьма неосторожно упомянуто о способах вскрытия корреспонденции, одобренных лично Николаем II — на документе имелась собственноручная императорская пометка: “Согласен”, а так как практика перлюстрации противоречила законам Российской империи, то нетрудно догадаться, что находящийся в руках пройдохи документ был самым настоящим компроматом против высшей власти, и этот пройдоха прекрасно этим компроматом воспользовался. Кривош не только избежал преследований за “поведение, недостойное ответственного государственного чиновника”, но и весьма разумно полагал, что сумеет блестяще произвести новый виток своей карьеры, принявшись за реализацию собственных идей по организации новой сверхсекретной придворной перлюстрации.
…Не прошло и нескольких недель с момента разжалования Кривоша, как он обратился к царю с шикарно разрекламированным им планом бесперебойно доставлять государю перлюстрированные материалы так называемого “выдающегося государственного значения и интереса”. Как и следовало ожидать, проект получил ход, и 1 февраля следующего, 1912 года, “изгнанник” получил специально для него созданную должность помощника заведующего Собственной его императорского величества библиотеки, в которой хранились все секретные издания. И именно под “прикрытием” этой самой Собственной библиотеки Кривош и принялся создавать новую сверхсекретную службу. Не сохранилось достоверных сведений о том, была эта служба в конце концов создана, или не была, об этом можно судить только по воспоминаниям самого Кривоша, которым доверия в общем-то ничтожно мало. Существуют многочисленные косвенные свидетельства существования придворной перлюстрации, но достоверно о ней не знали даже руководители других секретных служб империи, которые впоследствии в своих многочисленных мемуарах однозначного ответа на этот весьма интересный вопрос дать так и не смогли.
Однако было бы наивно полагать, что столь выдающийся интриган удовольствовался бы всего лишь одной какой-нибудь, пусть и самой престижной и “хлебной” должностью. Параллельно с созданием придворной перлюстрации Кривош принимал самое активное участие в работе так называемого “Шифровального департамента” Министерства иностранных дел и вскоре руководил целой армией сотрудников, занимавшихся разбором копий шифротелеграмм, вскрытых на Главном телеграфе столицы — это были донесения дипломатов своему руководству, в том числе из Москвы, Варшавы, Киева, Одессы и других городов, где размещались иностранные консульства. Весной 1912 года Кривош принимает самое непосредственное участие в делах Государственного совета и получает чин статского советника, что соответствует полковничьему званию. [192] Отныне дальнейшая его карьера, как можно полагать, вне всякой опасности. Может так оно и было, если бы не появились новые соблазны в виде грянувшей в скором времени первой мировой войны.
192
Статский советник — в царской России один из высших гражданских чинов. Лица, его имевшие, занимали должности вице-директора департамента и вице-губернаторов.
Сразу после начала войны Кривош поступил в разведотдел штаба Восьмой армии генерала Брусилова, действовавшей против Австро-Венгрии в Галиции. [193] Довольно скоро в его распоряжении имелась довольно боеспособная агентурная сеть, созданная им с помощью своих бывших сослуживцев по цензуре В.И.Пирогова и Г.Р.Шнапцева. Агенты Кривоша проникали в Австро-Венгрию через нейтральную еще пока Румынию, у которой с любыми сопредельными странами еще не было паспортно-визовой системы. Осваивая достаточно новое для него — опытного перлюстратора
193
Галиция — историческое название западно-украинских и южно-польских земель, входивших в состав Австро-Венгерской империи.
…Это событие произошло 6 апреля 1915 года в городе Самборе, расположенном на занятой в ходе военных действий русской армией территории Галиции, и Кривошу, занимавшему официальную должность переводчика при штабе Восьмой армии, было предъявлено обвинение не иначе как “по подозрению в военном шпионстве”. Это было как нельзя некстати, и не помогло даже заступничество самого Брусилова, неоднократно заявлявшего следствию, что Кривош “оказал русской армии своей работой неоцененные и незабываемые заслуги”. Всё было тщетно, но следствию тем не менее, несмотря на все усилия и многочисленные компрометирующие обстоятельства прежней деятельности Кривоша, так и не удалось от подозрений перейти к конкретным обвинениям в шпионаже в пользу противника. Поэтому составленная по итогам расследования справка завершалась лишь предположением, что подследственный статский советник, уличенный во лжи и денежных злоупотреблениях, совершенных в прошлом, мог преследовать корыстные и даже преступные цели…
Как известно, в судебной практике дореформенной России “имела хождение” формулировка “оставлен в подозрении” в совершении того или иного преступления, ставившая крест на возможности дальнейшей карьеры подсудимого, чья вина так и не была доказана. После окончания расследования, не принесшего ожидаемых результатов, начальником Охранного отделения, ведавшим подобными делами, было решено внести представление о высылке Кривоша в Сибирь, в Иркутскую губернию “…под гласный надзор полиции на основании п. 17 ст. 19 Правил военного Положения на всё время действия этого Положения”. Кривош, наверняка уверенный в своей безнаказанности, искренне возмущался таким решением: “На мое прошение о том, чтобы меня судили и за малейшее преступление поступили со мною по законам военного времени, мне официально ответили, что суда надо мною не будет за неимением оснований к обвинению!.. Мне, таким образом, было отказано в такой малости, как СУД, и мои обвинители не дали даже возможности сказать что-либо для опровержения того гнусного обвинения, в котором меня подозревали, и моя ссылка была основана исключительно на низком доносе!”
На этот раз выручить зарвавшегося авантюриста не смог даже сам царь, а свой убойный компромат Кривош пустить в ход разумно поостерегся. Карьера Кривоша в императорской России завершилась полной катастрофой — статский советник превратился в иркутского ссыльного, да еще подозреваемого в шпионаже, и состоял под надзором местных жандармов, которые в условиях военного времени с личностями, подобными Кривошу, церемонились не особенно.
…Целых полтора года бывший “гений перлюстрации и дешифровки” прозябал на задворках великой империи, проклиная “низких доносчиков” и “гнусных обвинителей”. И мольбы “несчастного” Всевышним были услышаны — Февральская революция явилась Кривошу в роли феи-волшебницы, в одно мгновение превратившей афериста-хапугу в жертву произвола низложенного строя. По распоряжению министра юстиции нового демократического правительства А. Ф. Керенского все ссыльные были немедленно возвращены домой в Россию, и весной 1917 года Кривош снова примеряется к куску пожирнее, прикидывая, с какой бы стороны ему забраться в самое чрево столь любимых ему секретных служб.
Однако тайная полиция и подобные “конторы” после весеннего переворота переживали далеко не лучшие времена. Кривошу пришлось на время затаиться, и только после того, как в октябре власть в Петрограде захватили большевики, бывшему статскому советнику улыбнулась настоящая удача. Новым хозяевам страны позарез требовались специалисты калибра “невинной жертвы царского произвола”.
Сразу же после большевистского переворота Кривош обратился непосредственно к Ленину с предложением услуг, умолчав, правда, о своей работе в царских спецслужбах, но всячески выпячивая свои профессиональные способности и раскрывая свои гениальные планы. Для начала многообещающего “новобранца” прикомандировали к новообразованному наркомату иностранных дел в качестве переводчика, где он некоторое время переводил речи Троцкого и прочих большевистских вождей иностранным послам, а в декабре того же года Кривош — участник мирной делегации, выехавшей из Москвы для переговоров с немцами в Брест-Литовск. После завершения переговоров Кривош прочно обосновывается в секретариате Ленина в качестве помощника заведующего Н. П. Горбунова, и казалось, судьба опять забросила его в высший эшелон власти, но опасность подстерегала замаскировавшегося, но всегда готового к действиям афериста с другой стороны.