Совершенно секретное дело о ките (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Ну, что вы, что вы… — замахал руками Пивень. — Как можно?
— Можна! — рассердился лейтенант. — Па-аслушай, дарагой! Ходишь тут, мешаешь работать председателю колхоза, товарищу сельсовету, мне мешаешь, киту мешаешь! Ходишь с американским ножом, как бандит! Ай! Покажи-ка командировку.
Пивень поспешно протянул бумагу.
— Так и знал! — торжествующе воскликнул Ш.Ш. — Так и знал!
— Что там? — как бы безразлично спросил Кащеев.
— Командировка истекла!
— Но мне телеграфом дадут продление.
— Хорошо! Дадут! — согласился Ш.Ш. — А пропуск?
— В центре… начальство… я думаю…
— Думай, дарагой! Думай! На таком большом расстоянии начальство не будет заниматься такими пустяками.
— Но я не знал, что непогода и я буду так долго… я не знал… туман… ничего не летает…
— Бдительность прежде всего! — торжествующе заключил Ш.Ш.
Кащеев с интересом глядел на лейтенанта. Он понял его и был ему благодарен. Ш.Ш. решил добивать Пивня его же оружием — скрупулезным выполнением инструкций, ссылками на параграфы, «порядком», так сказать.
— Вот, — обратился лейтенант к Кащееву, — теперь это не инспектор Пивень, а нарушитель Пивень. Что делать?
Здесь, в отдаленном селе, не было ни отделения милиции, ни даже участкового. Да в них и надобности не было. Сколько село стоит на берегу океана, никто не помнит случая хулиганства, пьяного дебоширства, воровства или нарушения паспортного режима. А если чего нужно, есть сельсовет или застава на крайний случай.
— Но, в конце концов, — запротестовал Пивень, — ваш сельсовет может связаться с раймилицией, выдать мне справку…
— Справку? Гм… — Ш.Ш. укоризненно покачал головой. — Такой большой и не понимаешь! Я не могу верить справке без печати! Понимаешь?!
— Ах да… — вспомнил судьбу злополучной печати Пивень, — что же делать?
— Нарушитель, сдайте ваше оружие! — приказал Ш.Ш.
— Какое оружие?
— Не притворяйтесь! В портфеле!
Пивень протянул нож.
— Сидоров!
— Я здесь! — вытянулся Сидоров.
— Отведите задержанного в гостиницу.
— Слушаюсь!
— Под домашний арест. По селу нэ ходить, в кино нэ ходить, на почту нэ ходить. Можно один раз в магазин ходить за продуктами, — напутствовал Ш.Ш. — С районом мы свяжемся сами.
— Но позвольте…
— Нэ позволю!
…Понурив голову, держа портфель под мышкой, по селу медленно шел Пивень. За ним Сидоров с Чарли на поводке.
— Твой?
Кащеев взял нож, спрятал его в карман:
— Конечно, я его сразу узнал.
— Больше нэ теряй!
— Хочешь, тебе сделаю?
— Хороший нож! — ответил Ш.Ш.
— Бери! — Кащеев вытащил находку из кармана.
— Ай спасибо! Будем шашлык делать!
В течение всего этого времени Джексон безучастно стоял рядом и смотрел в море. Он медленно переживал свою личную трагедию.
12
Четвертые сутки гудела пурга. Она, как и все весенние пурги, обещала быть недолгой, но на четвертый день люди поняли — дело зимнее, затяжное.
— Зима последние мешки вытряхивает, — вздыхал дед Пакин.
Ему недужилось. Он лежал накрытый двумя одеялами.
Таблетки
«Гордый» ушел на промысел перед самой пургой, и, когда Мальчиков оценил в море обстановку, он понял, не до жиру — быть бы живу, сменил курс в направлении полярки: там уютная тихая бухта, можно отстояться.
Все эти дни радиограмм от Мельникова Кащеев не имел, соседние колхозы ничего определенного о катере тоже не могли сообщить, и одолеваемый односельчанами Кащеев оправдывался отсутствием связи.
А Мальчиков сидел с Ивановым в радиорубке, безуспешно вызывал райцентр, чтобы оттуда смогли передать в поселок Кащееву данные о «Гордом» и ближайшие его, Мельникова, планы относительно охоты.
На всякий случай связались с соседней полярной станцией. Им до колхоза ближе, полярники при случае обещали доставить радиограмму. «При случае» — это если каюр из колхоза завернет на станцию, но в такую погоду такая оказия практически исключалась.
«Дело темное — ложись в дрейф», — пробормотал Мальчиков и пошел на судно.
Иванов еще долго сидел в радиорубке, до смены вахты было много времени, и Слава Чиж, пользуясь свободным личным временем, в который раз решил его посвятить ревизии собственного гардероба. Дело в том, что накануне он получил очередную небольшую посылку с материка, ее, как мы помним, вместе с остальной почтой доставил Иванов из Полуострова, и в посылке был дакроновый костюм, неизвестно для чего нужный тут, на краю света, в пургу, при северо-восточном ветре в десять баллов, температуре воздуха минус семнадцать (влажность нормальная).
Это была его страсть. О ней говорил еще Алекс на «полярной пятиминутке». Страсть к гардеробу Алекс считал отрицательной, Слава с этим был в корне не согласен, а Иванову было все равно — лишь бы работа шла нормально.
И еще у Чижа был галстук из нерпичьей кожи производства Провиденского промкомбината (Магаданместпром). Изобрел галстук приехавший по договору хозяйственник, увидавший однажды, сколько обрезков шкурья выбрасывается в отходы. И какого шкурья — вожделенной нерпы!
Естественно, никто из северян такой галстук не носил. Он как бы специально был изготовлен для приезжих или на экспорт — для материка. Все командированные надевали галстук как свидетельство своего пребывания на севере, как орден за полярные заслуги. И пижонов было видно издалека.
Слава ничего этого не знал. Он вертелся перед зеркалом. И если какое-то представление о гармонии можно получить из русской поговорки о корове и седле, то в данной ситуации поговорка была бы как нельзя кстати. Галстук не шел к костюму, а Слава и к костюму, и к галстуку.
— Иди-ка ты… ужинать, кокетка! — посоветовала Анастасия. Она направлялась на кухню.
— А к ужину? — Слава заметил в ее руках бутылку спирта.
— Ишь, чего захотел! Забудь.
Днем эту бутылку принес капитан Мальчиков, последнюю из своих запасов.