Совершенно секретное дело о ките (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Да привык как-то…
— Науке нужен Барон. Как знать, может, он и тебе нужен. Решение «медвежьих проблем» — это в конечном итоге решение многих проблем и в изучении организма человека. Да, да, не удивляйся. Все живые модели природы, изучение их тайн — путь к изучению тайн человека. Человека мы ведь тоже знаем мало, не волнуйся. И чем больше будем изучать, тем больше будет новых проблем. Это диалектика. Лягушек вот убивают — тебе не жалко? А сколько они дали науке?
— Раз надо… — вздохнул Варя.
— Мы не браконьеры и не охотники. И медведя
— Со временем запретим. Вот на Острове с этого года ни одного выстрела не будет, — пообещал Ояр.
— Оно понятно, заповедник. А я вообще, — ответил Чернов.
— А в других странах? — спросил Варя.
— Сейчас всюду в арктических странах запрещена охота на белого медведя, — ответил Ояр. — Акт семьдесят четвертого года.
— Какой? — не понял Варя.
— В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, — терпеливо втолковывал ему Ояр, — СССР, США, Норвегия, Канада и Дания заключили соглашение о международной охране медведя. Соглашение выполняется хорошо.
Ояр поставил сковородку на стол (первое обычно подавалось на ужин), достал миску с сухарями.
— Сегодня все закончим, ребята, — сказал Чернов, — а утром подадимся на Ключи. Соберемся сегодня вечером, после работы, упакуемся, а утром рано выедем. Идет?
— А кто пойдет на Барона? — спросил дежурный по кухне Ояр. — Останься за меня здесь, Варя, а?
Варфоломей молчал. Посмотрел на Чернова.
— Пойдут все, — твердо сказал Чернов.
Глава одиннадцатая
Горячие Ключи — небольшое озеро на дне распадка, укутанное паром темное пятно среди сверкающей белизны залитого солнцем снега. Крутые бока сопок защищают озеро от ветра. Через высокий перевал — единственная дорога, а дальше вниз, к избушке.
От избушки далеко в озеро тянутся мостки, а на самом конце мостков — домик, прилепился как птичье гнездо на самом краю. Строеньице махонькое — четыре человека уместятся еле-еле. Не для людей дом, — для одежды.
В домике можно раздеться, если на улице снег, и тут же рядом со скамейками (пола нет) окунуться в горячую; воду, нырнуть и между сваями выплыть на просторы озера. Пока купаешься — снег не заметет твою одежду, мороз не схватит, вот для чего строеньице.
Вездеход ученых только подрулил к избушке, а их уже выскочили встречать Ноэ и Нанук, Машкин и Глория. Вездеход они услышали давно, еще когда тот взбирался на перевал.
Только собаки упряжки Нанука не проявили интереса, лежали, свернувшись клубочком, чуть присыпанные свежим снежком. Привыкли они к технике и к вездеходному шуму.
Обошел Нанук вокруг шкуры, грустно глядя на «живую эмблему Арктики». Сам он в последний раз стрелял медведя давно, еще в молодости, а обычно сторонился хозяина льдов, прогонял при встрече криком.
— Барон? — узнала Ноэ.
— Он самый, — кивнул Варфоломей.
— Помоги
Варфоломей и Нанук отнесли шкуру и мешок за дом, подальше от собак.
Старик посмотрел на Варфоломея.
— Пусть, — разрешила Ноэ.
Тогда он еще раз обошел вокруг шкуры, что-то бормоча, потом присел на корточки, набил трубку, протянул Ноэ.
Она раскурила трубку и отдала ее отцу.
Нанук два раза пыхнул трубкой, потом протянул её медведю, постучал трубкой о его зубы (шкура была снята вместе с черепом), опять принялся шептать, закрывая ему; ладонью глаза.
— Идем, — сказала Ноэ Варфоломею.
Они оставили старика одного.
— Это ритуал такой, старый… Отец не очень верит, но так надо… чтобы зло не пришло от его, медвежьего, рода людям, убившим Барона. Это земля Нанука, так деды делали, и ой должен поступать так — чтобы не обидеть дедов и других медведей.
Варфоломей молчал. Да и что он мог сказать, ведь и на нем вина, хотя и вины-то в общем нет: так надо, без этого просто нельзя. Чего уж тут, сантименты…
Он вздохнул. Самое время закурить, если б курил.
— А это посмотри! Видишь? — она показала на вершину горы. Там стояло несколько выветренных каменных столбов — останцов.
— Это священные камни. Вон справа — Большой Дедушка. Так камень зовут. Тут наше культовое место. Давно-давно, отправляясь на охоту, Большого Дедушку задабривали, патроны ему оставляли, спички, табак. А если охота хорошая была, приносили еду, мазали его жиром и кровью, оставляли ему черепа или рога, там и сейчас есть. Давно было, еще у дедов. А вокруг Большого Дедушки лежат небольшие камни. Один мы дома храним, еще с тем времен. Его мой дедушка домой принес.
«Камень-фетиш», — подумал Варя.
— Домашний камень тоже имеет имя, только длинное — «Вышедший из Тела Земли-Матери». Его смотреть и трогать нельзя. Имаклик не разрешает. Но я тебе как-нибудь покажу, хочешь?
— Хочу! — согласился Варя. — Конечно же! Это так интересно!
— Идем к воде, — потянула она его.
Варя нагнулся с мостков, зачерпнул пригоршню.
— Ого! Соврем кипяток, бриться можно.
— Нет, не кипяток. Это с мороза так кажется. Очень теплая. Но долго купаться нельзя, если сердце больное. Немного — можно.
Варфоломею тут же захотелось в воду.
Ноэ поняла его желание.
— Нет, не сейчас. Лучше к вечеру, перед ужином. Спится хорошо, и сны бывают хорошие, режим в дом, обед стынет, давно приготовили, как только вездеход ваш на перевале услышали. Смотри, вода парит, вся одежда будет в снегу, когда на мороз выскочим, бежим!
Стол был накрыт. Даже с замороженным тортом. Его Глория сберегла из своих развозторговских запасов.
— Живем, братцы! — потирал руки Чернов.
Дежурила Глория. Когда все уселись за стол, от взгляда Ноэ не ускользнуло, что первую тарелку она поставила перед Антошей Машкиным, хотя по обычаю первую подать она должна бы Нануку, как самому старшему тут.