Совершенно замечательная вещь
Шрифт:
– Боже-Энди-да-сделай-уже-о-чем-просят, – громко и монотонно произнесла я.
– Сделал… как раз пока жаловался. Не исправляется. О, странно, теперь еще выскочила ошибка в «вышла». Погоди, ты упоминала это слово. Как ты провернула?..
– Включи громкую связь, – вмешалась Майя. Я повиновалась.
– Энди, это Майя, у нас то же самое. Но я сразу увидела две ошибки, вероятно, потому, что у нас с Эйприл один айпи. Каждый раз, как я пытаюсь убрать опечатки, появляются новые, а старые остаются. Судя по логу, никто их не вносит. На самом деле в логе вообще нет отметок о редактуре, включая нашу.
– Мы что, действительно полезем в телевизор? – заныла я.
– Да, – хором ответили Майя и Энди.
– Но разве это не намного интереснее?
Оба согласились, мол, да, интереснее, но речь шла о десяти тысячах долларов.
Позже, наскоро умывшись, я стояла в ванной и выпрямляла волосы утюжком, как вдруг меня осенило.
– Какие получились опечатки? – крикнула я Майе.
– «Wrtten», «relesed»… – На секунду она задумалась, а потом заглянула ко мне. – «Albu» и «Augst».
– I, A, M, U.
– Чего? – переспросила Майя, садясь на унитаз. Нет, не пописать, просто больше приземлиться было физически некуда.
– Выскочившие буквы. I, A, M, U.
– I am you? «Я – это ты»?
– Что ж, точно не я редактирую Википедию изнутри.
– Эйприл, сегодня мы загадки решать не будем.
– Аррр! Ну как ты можешь?
– Что могу?
– Разве тебе самой не интересно?
– Милая, тебе через час в национальных новостях выступать. Тебя увидят тысячи взрослых людей, ты должна выглядеть презентабельно.
– Это ужасно.
Она рассмеялась:
– Ты хоть понимаешь, что сейчас делаешь?
– А?
– Эйприл, только представь. Девушка создает обалденный фан-арт для любимой группы и получает письмо с просьбой разработать официальный мерч. Но девушка не отвечает и вообще перестает слушать эту группу. А теперь вспомни, что все это было с тобой.
– Да я просто их переросла, стыдно подумать, что я вообще такую специфическую музыку слушала.
– Ну да. Дело в том, что ты ненавидишь, когда что-то приходится делать ради денег, даже если речь о чем-то интересном. Я понимаю, это отстой, когда исходишь из материальных соображений, и, может, ты привыкла оглядываться на них меньше, чем обычный человек.
– Неправда, – немного обиженно ответила я. – Энди фрилансит, потому что не может просто сидеть на шее у отца, пока создает себе портфолио.
Майя рассмеялась:
– Ну разумеется, есть люди богаче тебя. Черт, да я обеспеченнее. Но ты все равно имеешь куда больше, чем большинство людей. Не важно. Ты – это ты, тебе не нравится придерживаться правил. А по правилам, если хочешь получить десять тысяч долларов за услугу, то надо ее сделать. Даже если это раздражает и пугает.
– Не боюсь я телевизора.
– Боишься!
Я подумала и обнаружила, что она права.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что это действительно страшновато. Это не «твое», а пресловутая норма. Но ты не должна делать это
Майя обладает таким самообладанием, которое для меня – лес темный. Я вижу, как она им пользуется, знаю, что оно настоящее, но для моего мозга это бессмыслица.
– И мы не займемся свихнувшейся Википедией сейчас, – уточнила я.
– Нет. Я подумаю, что с ней не так, и мы вернемся к ней, как только ты придешь домой. – Она встала и оглядела мои волосы.
– Нормально получилось?
– Дерзкой девицы из тебя не выйдет. Но есть и хорошие новости: не важно, что у тебя здесь, – указала она на мою шевелюру, – все остальное – чистый природный соблазн.
Ее взгляд был мягким, и не в первый раз у меня возникло ощущение, что мы с ней сошлись на взаимном уважении; это одновременно удивительным образом успокаивало и до чертиков пугало.
Глава 4
Той ночью я выяснила, что телеинтервью – ужасный способ провести время, но прекрасный способ заработать двадцать тысяч. Я быстро уяснила, что краситься дома не нужно, потому что львиную долю времени съемки новостей уходит на то, чтобы эти самые новости выглядели впечатляюще. Процесс включал в себя рисование совершенно нового лица на моем лице, как только я вошла в здание. Интересно, что, пока мне проводили «лицевую реконструкцию», Энди поедал бесплатные пончики, сидя на кожаных кушетках.
Сказать, что я не смотрела новости по телевизору, – ничего не сказать. Я старательно избегала не только передач, но даже упоминаний в соцсетях. Я верила (или хотела верить), что живу в эдаком пузыре и все эти происшествия меня никоим образом не касаются.
Мне пришлось пройти срочный курс молодого бойца. Первое, что я узнала – телевизионные новости тратят много времени и денег, чтобы выглядеть внушительно, потому что на самом деле внушительными не являются. После того как я увидела процесс изнутри, все очарование тут же исчезло. Телевизионные новостные студии – это просто комнаты с людьми. Одни классные и милые; другие нервные и громкие. По сути, это как любая другая комната, где полно людей, за исключением того, что половина из этих помещений выглядит очень необычно и впечатляюще, а другая половина – просто бетон и строительные леса.
Будто склад врезался в вестибюль трехзвездочного отеля, а потом никто не прибрался.
Пожалуй, это неплохая метафора для описания того, что же собой представляют телевизионщики – наполовину скучные и нормальные, наполовину своеобразные карикатуры на самих себя. Они настолько «в профессии», что, кажется, смеются над профессией. У них очень специфическая речь, которая совсем не похожа на способ общения нормальных людей. По телевизору она звучит естественно, но в реальной жизни в основном хочется сказать: «Подождите, остановитесь… почему вы так говорите?»