Совершенный выстрел
Шрифт:
— Ничего, увидимся дома. Спасибо. До свидания, мадам.
И я ушел как ни в чем не бывало, совершенно невозмутимый, но как только она захлопнула дверь, я кубарем слетел по лестнице. Ушла, не подождав меня, хотя знала, что я приду, и наплела что-то тетке. Хорошо, что я мгновенно среагировал, по крайней мере, старуха ни о чем не догадалась. Может быть, она вернулась домой, подумал я. Хотя, если бы она собиралась вернуться, она меня подождала бы.
Я плохо соображал. Что на нее нашло? Проще всего тоже вернуться и подождать ее. Она не могла уйти далеко совсем одна. А может, бакалейщик… Нет, бакалейщик слишком малодушен и труслив для таких вещей. Последний раз он действовал не сам. Я был удивлен и нервничал. Вернувшись, я начал перебирал тысячу вариантов, чем она могла заниматься. Нужно, чтобы она вернулась. Война в разгаре, ей некуда
Я ходил взад-вперед по дому часа два, до того как стемнело. Мирна не возвращалась. Я обыскал комнату, ничего особенного не нашел: ни записки, ни пропавшего чемодана — ничего. Вся ее одежда вроде бы еще висела на месте. Я в злобе разорвал ее фотографии и разбросал по полу ее вещи. Это немного меня успокоило, и я уселся на балконе подумать. Концы не сходились с концами. Юная девушка не ходит далеко одна, в особенности в потемках, и не шастает по улицам. Значит, она с кем-то и, видимо, где-то в доме или квартире. С кем? С кем она могла встретиться, к кому пойти? Я снова подумал о бакалейщике. Возможно. Если она зашла к нему без предупреждения, он мог забыть о малодушии и трусости, хотя маловероятно. Вдруг мне пришло в голову, что с ней что-нибудь случилось, что она ушла и хотела вернуться, но по дороге с ней что-нибудь произошло. Я схватил пистолет, накинул форму и побежал в дежурку, чтобы взять джип и заодно кого-нибудь с собой за компанию. Несчастный случай более логичный вариант. Оставалось лишь объехать все больницы с ее фотографией. На улице ко мне вернулось хладнокровие. Гнев прошел.
В части я объяснил дежурному офицеру, что пропала девушка, с которой я живу, и что надо ее найти; он ответил, чтобы я не волновался, без звука дал мне джип и водителя, тем более что вокруг все было спокойно. Стояла прекрасная ночь, теплая и звездная, легкий ветер с моря иногда доносил соленый воздух. Мы объехали город, начиная со стороны тетки Мирны. Каждый раз, подъезжая к заграждению, мы показывали ее фотографию, и я беспокоился, что весь город узнает, что я ее ищу и что она пропала. Спустя два часа, побывав в трех больницах, мы не обнаружили ни одного следа Мирны; она испарилась, будто унесенная вечерним ветерком. Я начал здорово нервничать, чувствовал, как во мне вскипает глухая холодная ярость и страшная тоска, потому что, возможно, она нуждалась во мне, а я не мог ее найти. К полуночи мы объехали все больницы нашего сектора и расспросили всех часовых, никто ее не видел. От ярости у меня тек холодный пот, теперь я был уверен, что она сбежала, никакого сомнения. Я велел водителю высадить меня у дома и ехать домой отсыпаться. Она была где-то неподалеку. Я настолько явно чувствовал ее аромат во влажном теплом воздухе, что, казалось, мог до нее дотронуться.
Водитель высадил меня на углу, и я прошел до закрытой бакалейной лавки. Я взглянул наверх — на третьем этаже, где жил бакалейщик, свет был везде погашен. Я еще немного походил и вернулся. В квартире было темно, только мать спала на кровати. Мне нужно ее найти. Я сел на балконе, чтобы подумать еще. Я все размышлял, строил планы, обдумывал, как отомстить, часами так и сяк прокручивал проблему в голове, и наконец передо мной предстала истина, ясная, внятная, отчетливая, словно молния. Она не могла нигде быть. Ей некуда было идти. Значит, она не уходила, она осталась у тетки. Единственное решение. Тетка не желала, чтобы она возвращалась, поэтому наплела мне, что Мирна уже ушла, — наверное, чтобы отправить ее в их горную деревню или еще бог знает зачем. И чем больше я об этом думал, тем крепче становилась моя уверенность. Понятно, почему у старухи был такой озабоченный вид, когда она открыла мне дверь. Более того, у Мирны не было никакой причины убегать.
Нужно проверить и найти способ вернуть ее. Мой мозг работал так напряженно, что я раз двадцать собрал и разобрал пистолет, прежде чем успокоился; три пули для тетки, думал я, и столько же для кузена, в упор, в лицо; мне хотелось посмотреть, как они заплачут от страха, обоссутся, задергаются и окаменеют еще до того, как их головы разлетятся на куски и исчезнут; мне хотелось, чтобы Мирна была там и видела, на что я способен ради нее, как я наказываю тех, кто желает ей зла и кто хочет нас разлучить.
К девяти часам утра я был в порядке, спокоен и деловит, за исключением легкого покалывания в икре, как при судороге, не знаю отчего, наверное из-за бессонной ночи и перевозбуждения. Не считая этой мелочи, я был в отличной форме, съел бутерброд,
План был отличный, хорошо продуманный. Я зашел в дежурку и предложил, чтобы кто-нибудь меня сопроводил, кто-нибудь надежный, с кем я воевал и давно знал. На мгновение я пожалел, что нет Зака: он лучше всех годился для этой миссии, я мог бы ему все объяснить, и он бы меня понял. Я сказал парню взять два автомата и подождать меня снаружи. Потом объяснил офицеру, что утром мне еще понадобится джип; он был занят какими-то бумагами, кивнул мне, да, да, на сколько хочешь, даже не взглянул на меня. Я сунул двадцать долларов парню, отвечавшему за машины, чтобы он оформил мне пропуск для выезда из города, на всякий случай, прежде всего, чтобы он не задавал лишних вопросов. Потом забрал напарника с двумя автоматами, приказал ему сесть за руль, пусть знает, кто тут командир. Он сказал «слушаюсь», не прибавив больше ни слова.
Пока все шло как по маслу. Царило перемирие, все вокруг было спокойно, никто ни на кого не обращал внимания. Часовые у заграждений на нас и не взглянули. Из-за пробок понадобился битый час, чтобы пересечь город, все решили воспользоваться передышкой и выйти из дома. Я ничего не объяснил напарнику, сказал только, что наша поездка может плохо кончиться.
Когда мы подъехали к теткиному дому, я велел ему ждать внизу и подниматься только по моему сигналу. Я взял оружие, перекинул ремень через плечо и поднялся. Я был полном обмундировании, чтобы поразить их еще сильнее. Пусть увидят, что бойцы олицетворяют Закон и что им приговор уже вынесен. Что они совершили серьезную ошибку и, если не отпустят Мирну обратно, будут иметь дело со мной, моим товарищем и прикладом его автомата. Я приготовил для них сотню долларов, чтобы они собрались и уехали из города. Пряник и кнут — так нас учит сказка.
Поднявшись на лестничную площадку, я громко постучал. Нет ответа. Дверь закрыта за толстую цепочку и висячий замок. Так, уехали, этот вариант я предвидел. Я постучал к соседке снизу, которая мне сразу открыла. Когда она увидела, кто я, она отпрянула на шаг.
— Скажите, ваши соседи сверху…
— Кто?
— Они уехали?
— Да, только что, на рассвете, а что?
— Вам известно куда?
— Да, в деревню, это…
— Я знаю где. Они были одни, женщина с сыном?
— Нет, их сопровождала кузина, я знаю, потому что вчера вечером мы минут пять поболтали. А что? Что случилось?
— Ничего, что касалось бы вас.
Я быстро спустился. Значит, они отправились в горы. У них в запасе было три-четыре часа, но со всеми пропускными пунктами и скоплением людей на дорогах они, вероятно, только-только приехали. И тут я засомневался. С одной стороны, я знал, что Мирна в деревне наверху, но там я не обладал никакой властью, и, если мы решим забрать ее силой, все будут на ее стороне. Я слегка растерялся. Больше всего на свете мне хотелось отомстить тетке и Мирне. Я начал осознавать, что ее не похитили насильно, и мысль об этом приводила меня в бешенство. Она у меня узнает, почем фунт лиха.
Подойдя к джипу, я сказал парню, что все, я закончил, и не стал раздумывать. Мне хотелось поехать и догнать их, пока не поздно, но, оказавшись в горах, действовать было бы сложнее. Я велел парню вернуть джип и автоматы и возвратился домой пешком, отсюда недалеко, минут сорок пять; стояла жара, солнце напоминало рой надоедливых насекомых. Море так слепило глаза, что смотреть невозможно. Что-то попало мне в глаз и жгло; куртка промокла от пота. Я проходил через кварталы, где люди гуляли по улицам, а дети играли в мяч. Хотелось взять винтовку, залезть на первую попавшуюся крышу и прекратить это волнение; хотелось подняться в горы, дождаться Мирну и пристрелить ее, как только она выйдет из дома, или пустить ей пулю в ногу или в руку, чтобы до нее дошло, что нужно вернуться, иначе я ее убью — и ее, и ее семью, и всех вокруг, если понадобится. Чем дольше я шагал, тем больше тяжелели ноги, правая икра подрагивала, будто змейка, спрятавшаяся внутри, пыталась вылезти из-под кожи. Меня мучила жажда, пыльные улицы забились сигналящими машинами, в ушах начало шуметь, к тому же к этому невыносимому гулу добавилось отвратительное месиво из грохота, пыли, жары и выхлопных газов. Я побежал, стремясь удрать из города и от навалившейся тоски, мне хотелось вернуться к бою, стрельбе, крышам, мне виделись прохожие с животами, развороченными бомбой, снарядом, который вернул бы войну на эти улицы и уничтожил это дерьмовое спокойствие.