Совесть Городат
Шрифт:
— А как зовут твоего баенкуна?
— У меня его нет, — не поднимая головы спокойно отозвался Люцифэ.
— То есть как?
— Найти свою половинку души — это большая редкость. Раньше я расстраивался по данному поводу, но, понаблюдав за тобой, подумал, что так даже к лучшему. Я бы не стал ни под кого подстраиваться, но и баенкуны не особо любят ущемлять себя. Вряд ли бы мы ужились. Насколько я знаю, среди нас только у Чёрного Рыцаря есть баенкун. Раньше я надеялся, что и у меня когда-либо появится собственная половинка. Теперь понял, что просто не хочу. Предпочитаю сам создавать оружие и управлять им, а не подчиняться. Не
Мы с Шараканом синхронно фыркнули: я вслух, а он у меня в голове. Однако меня больше интересовало мнение не о наших с Шараканом отношениях в глазах Люцифэ.
— Ты так много знаешь о баенкун. Честно говоря, я был уверен, что ты это вынес из собственного опыта.
— Нет. Баенкун очень мало, но мне с детства рассказывали разную информацию, в том числе и про них. Можно их считать даже не классом оружия, а в какой-то степени определённой расой, обладающей определённым набором схожих характеристик. Также и про ритуал вызова: он един для всех.
— А откуда вообще пошли баенкуны?
— Более-менее массовое создание относится к периоду установления Грани.
— М-да, — протянула я и, не удержавшись, подколола Шаракана:
Так ты у нас настоящий раритет!
Ответом мне был очередной порез. Похоже, будущее в качестве мумии надвигается на меня с неуклонной неизбежностью.
Люцифэ провёл пальцами по выступающим из-под браслета капелькам крови и недоумённо посмотрел на меня. Выжав жалкую улыбку, я подвинула не широкий ободок на обмотанное чистыми кусками ткани запястье. Люцифэ вздохнул и вновь принялся за обработку, продолжив:
— Созданы они были искусственно для усиления воинов порядка. Однако, ваши взаимоотношения натолкнули меня на мысль, что изначально основой для создания баенкунов использовали расы демонов. Уж больно капризны, жестоки и своенравны все известные мне баенкуны.
Люцифэ отдёрнул руку, на пальцах у него набухал кровью порез.
— Это были просто размышления вслух, — произнёс Часовщик и усилил регенерацию, отчего его порезы затягивались прямо на глазах. Вот бы и мне так! — Я слышал про Шэри-О-Кана. Он был баенкуном одного выдающегося мечника, а после гибели последнего не соглашался ни с кем сотрудничать. Утверждал, что уровень претендентов недостаточный. Потом всякое упоминание о нём исчезло на тысячи сианов. Я был в отчаянии, когда понял, что ты его вызвала. И не в меньшем отчаянии, когда понял, что ты, ослеплённая обидой, не желаешь его принимать.
Пальцы Люцифэ скользнули по моей щеке, заставляя чуть повернуть голову, чтобы встретиться с его внимательными глазами.
— Я очень рад, что вы смогли сойтись и ты выжила. Я не смел даже на это надеяться, зная предысторию Шэри-О-Кана. То, что ваш бой проходил вне Города ещё больше усугубляло проблему. Баенкуны питаются через ауру своего владельца, то есть теперь твоя энергия тратится на двоих. В Городе они могут существовать более-менее автономно, а вот вне его в окружающем пространстве просто нет достаточного количества энергии, чтобы поддерживать полноценное функционирование баенкунов, такое, как изменение формы или иные характеристики и возможности, присущие только им. По факту, вне Города без сильного носителя баенкун превращается в простой меч, не факт, что имеющий даже возможность общаться со своим хозяином. Как-то так.
— Меч величайшего воина!
Я, преисполненная восхищения и благодарности, нежно погладила браслет.
—
— Мне кажется, тебе не стоит безоговорочно идти у него на поводу. У него наступило состояние безудержной и безответственной эйфории после долгого вынужденного периода бездействия. С его текущими замашками он очень быстро подвёдет тебя на погребальный костёр. Ты лучше знаешь свой уровень и возможности. Его безрассудство, которым он тебя заражает, может быть чревато серьёзными последствиями. Если он не хочет в самом скором времени остаться забытым и заброшенным, пусть поумерит свой пыл. Шэри-О-Кан фактически бессмертен, но ты-то нет. Пусть не забывает об этом ни на десятину стигны.
— Он постарается. Правда, Шаракан?
Мы проболтали с Люцифэ до вечера. Часовщик подробно описывал известные ему характеристики баенкунов и некоторые специфические возможности Шаракана, рассказывал известную ему информацию о том, что чувствует оставшийся в живых при гибели своего баенкуна, о том, что может навредить Шаракану. Я лишь в очередной раз поражалась тому, насколько много Люцифэ знал.
Пришедший уже затемно магистр Арион объявил, что завтра с рассветом мы отправляемся к одной из четырнадцати нуждающихся в осмотре точек. Мы с Шараканом было обрадовались, но оказалось, что все пункты находятся в такой глуши! Там даже особо-то и деревень рядом нет, не то, что городов.
Зато оказалось, что там шикарные рассветы и закаты. Семь точек находились в горах, где мы с Люцифэ оказались впервые в жизни, парочка в жутких болотах, три в пустынях, одна среди океана на атолле, а одна на дальнем юге, в стране вечных льдов.
Мы напоминали малых детей, в первый раз вырвавшихся из-за высоких монастырских стен, которым нужно было всё увидеть, пощупать и проверить. В результате, Люцифэ ушёл под лёд и едва не остался без ноги, на которую покусилось неведомое водное животное из горной реки, а я чуть не опробовала ощущение полёта в пропасть на собственной шкуре и вызвала ненароком сход лавины.
Помимо любования природой, редких стычек с дикими животными и не менее дикими порождениями Бездны, основным нашим занятием с Шараканом было наблюдение за магистром Арионом и Люцифэ. Я была не согласна с безоговорочной позицией своего баенкуна относительно чувств Часовщика и пыталась найти им доказательства или опровержения. Шаракан придерживался мнения, что один раз проколовшись, Люцифэ стал осмотрительнее. Но так или иначе, а отношения андрогиника и феникса не переходили черты чуть отчуждённого уважения и, похоже, эта позиция их обоих устраивала. Ко мне же Часовщик относился с прежними заботой и вниманием, что несколько злило Шаракана. Что до магистра Ариона, то я бы охарактеризовала его отношение ко мне, как настороженное недоумение.
Я же чувствовала себя на настоящих сказочных каникулах. Из-за того, что Шаракан упорно не хотел показывать магистру Ариону многообразие своих форм, большую часть тренировок и всё остальное время мне приходилось иметь дело с его привычным уже, но крайне неудобным массивным двуручным видом. Правда, по массе он теперь стал значительно легче и не перевешивал меня больше при неудачной попытке слишком сильно замахнуться или достать его из-за спины.
Наконец, по истечении сорока семи дней (если за один день считать тот долгий, что мы провели на крайнем юге в ледниках), магистр Арион сообщил, что пора возвращаться в лагерь.