Совьетика
Шрифт:
– А ты, конечно, здесь замужем? – спросил он.
– Нет, я в разводе в Голландии! – ответила я, ему в тон. Он смешался, как сбитый с заданной программы робот, и больше уже не знал, что спросить…
Мартин был странный тип. На словах он говорил все, как полагается. Ничего «политически некорректного». Но проглядывало в нем что-то такое болезненное, почти патологическое. Например, когда он описывал мне, – и не я подняла эту тему!- что теперь, когда нет паритета, может Америка сделать с Россией. При этом он якобы Америке вовсе не симпатизировал и даже подчеркивал, что его любимый художник – Кандинский. Но проскальзывала в его словах какая-то животная радость прячущегося в кустах импотента, наблюдающего за изнасилованием. Сам не может,
Он свободно разговаривал по-немецки (несколько лет проработал в Германии на заводе для языковой практики) и немного понимал поэтому голландский, но о Голландии отзывался критически. «Развратники они там все!» В нем говорило – во всяком случае, публично – католическое воспитание его строгих родителей, но как же хохотала Мелина, когда в его отсуствие она искала необходимый нам для работы документ на его столе, а наткнулась на кассету с голландской порнухой!
– Смотри, смотри, наш праведник-то, ха-ха-ха! А ты знаешь, что он говорил вчера Марку в коридоре?
– Ну что?- спросила я без особого интереса.
– Что у него дома под постелью есть тайник, в котором он прячет от родителей такие вот штучки. И что на одной из них был турок с таким огромным… А не «голубой» ли наш Мартин?
– Может быть, только он сам об этом не знает и будет из последних сил себе это отрицать, чтобы не расстроить родителей. Они у него знаешь какие!- вмешалась наша ирландская коллега Виктория.
– Какие?
– Ну, как-то раз он поехал отдыхать с девушкой, так родители настояли, чтобы он и она жили в гостинице в разных комнатах…
– Мартин? С девушкой? Не верю!- воскликнула Мелина. – Он даже в отношении своего брате-доктора уверен, что все девушки охотятся за ним только ради денег, но его брат, по его словам, «не такой дурак». А ваш Мартин – я не удивлюсь, если он еще никогда…
Тут вошел Мартин, и она оборвала себя на полуслове.
К слову говоря, судя по всему, он Мелине нравился. Судя по всему, нравилась и она ему. Частенько он заговаривал с ней по-немецки, говорил ей немецкие комплименты, а один раз даже подарил букет роз. Правда, с тех пор, как она начала рассказывать нам о своем папе-арабе, мне показалось, что Мартин смотрел на нее как-то по-другому… В офисе у нас была уборщица-африканка, приходящая обычно в последние полчаса нашего рабочего дня. Я заметила, что когда она протирает стол Мартина, он весь сьеживается в своем кресле, словно боится ее.
– Чего это он? – спросила я как-то Викторию.
– Ну, ты понимаешь, он серьезно уверен, что у всех африканцев СПИД, вот и боится заразиться…
– Серьезно уверен???
– Да, он так считает, что все мужчины-африканцы – торговцы наркотиками, а женщины- проститутки, потому что чем. им еще заниматься…
– Это откуда же у него, интересно, такие взгляды? Они что, многих чернокожих знает лично?
– Да нет, просто нас в Ирландии так воспитывали, мы всегда в школах собирали через церковь деньги «для бедных черных младенцев» в далекой Африке, а теперь, когда «черные младенцы» оказываются тут, среди нас, то не всем это нравится, и…
– А для бедных русских вы там ничего в вашей церкви не собирали, а?
– Нет, что ты, русские – это коммунисты, а коммунисты, как нас учил наш священник, – это дьяволы во плоти, и я так рада, что вы теперь свободны…
Я молча отошла от нее. Да, у нас об ирландцах все-таки знают немного больше. По крайней мере, те, кто этим интересуется, мог найти для себя достаточно информации. Как нашла ее в свои школьные годы для себя об Африке я. У нас был даже парень, больной церебральным параличом, который свободно говорил по-ирландски и прекрасно пел ирландские песни! Здесь бы его просто зататарили с детства в какой-нибудь приют, названный
…Честно говоря, в то, что НАТО действительно начнет бомбить Югославию, я не верила до последнего дня. Не знаю, почему. Просто отказывалась поверить, что они уже до такой степени распоясались и считают себя совершенно безнаказанными – хотя если размышлять логически, все к тому шло.
Когда в Югославии шла гражданская война, я не очень следила за ее событиями – в моей собственной жизни тогда происходили свои драмы, хотя, конечно, и не такого масштаба. К тому же мои мозги в тот период были достаточно пропесочены толерантностью, чтобы я попыталась, на западный официальный манер, «не выбирать сторон». Но как их было не выбирать, когда стоило только выехать за пределы «цивилизованного мира», чтобы осознать, что и сам хваленый Запад в том конфликте был далеко не нейтрален и с самого начала выбрал себе сторону, которую он поддерживал, причем не только и не столько словами? Все те ужасы, которыми пугали на ночь своих обывателей западные СМИ, рассказывая им о «кровожадности сербов», у нас дома рассказывали и о хорватах, и о мусульманах – причем их преступления против мирных жителей тоже были задокументированы. Но на «нейтральном» и «объективном» Западе о них почему-то молчали в тряпочку. Вот вам и вся объективность… Как тут было не выбрать сторону – и не из-за какой-то религиозной близости или исторических связей, а хотя бы даже из одного только чувства вопиющей несправедливости и двойных стандартов?
…Моим первым чувством, когда натовские стервятники напали на то, что еще оставалось от Югославии, стал страшный гнев. Такой страшный, что он буквально душил меня, не находя себе выхода: это дома можно было обсуждать такие вещи с коллегами на работе, а здесь попробуй только – «пойдут клочки по закоулочкам»…
Но гнев не остыл и не оставил попыток прорваться наружу. Смотреть телевизор стало просто физически невозможно. Мне хотелось разбить его, когда я видела на экране наглую морду Мадлен Олбрайт, которую когда-то приютила в качестве беженки гостеприимная югославская земля. Не говоря уже о сексуально озабоченном красноносом Клинтоне и о Блэре, у которого как только начинаются бомбежки, глаза разгораются бешеным огнем, словно у наркомана, получившего очередной «fix” .
Западный обыватель – такой, как, к примеру, Марк – склонен верить официозу так слепо, как ни одному идеологическому отделу ЦК КПСС и не снилось. Мы, советские люди, не так вопиюще наивны в этом отношении – не только и не столько потому, что с детства научились искусству чтения между строк, сколько потому что благодаря широкому базису нашего образования, в котором учили не только тому, что может пригодиться, а системному подходу к вещам, мы умеем самостоятельно рассуждать и приходить к выводам. И поэтому забросать нас шапками, вроде утки о 100.000 исчезнувших косовских албанцев, о которых истерично вопил американский министр обороны Коэн, просто невозможно.
Официозная ложь о бомбах, защищающих права человека быстро стала мне поперек горла. Так же, как и американские фильмы-боевики, западные средства массовой информации – это insult for my intelligence. И я активно начала искать альтернативные источники информации…
Так я с новой стороны открыла для себя интернет – не как хобби для развлечения от скуки, а как место, где можно встретить единомышленников и узнать, что на самом деле происходит в мире… Югославы в интернете рассказывали нам о том, как НАТО бомбит больницы и школы, как убивает бабушек на рынках и маленьких девочек – в ванной комнате их собственного дома. Больше того, не только рассказывали… Когда я впервые увидела фотографии жертв натовских налетов – не отретушированные никакими «фотошопами» , мне было физически дурно…