Совьетика
Шрифт:
Нет, нет, думаю, что и не в этом было дело! А в том, что с уродливого лица «всего мирового сообщества» окончательно упала умильная, улыбчатая, украшенная «общечеловеческими ценностями» маска. Одно дело – знать о хищнической природе империализма по книжкам и другое – видеть его перед собой лицом к лицу без прикрас… Лучше один раз увидеть,чем два раза услышать или прочитать. К сожалению…
До югославских событий я относилась к Соединенным Штатам почти равнодушно. Без симпатий, конечно, но и без такой неприязни, что «кушать не могу». Это неправда, что нас воспитывали в ненависти к янкам. У меня не было иллюзий насчет того,
А теперь я окончательно поняла, что они не могут существовать без того, чтобы не трогать – и нас, и все другие страны. Как глист – солитер. И мое отношение к ним изменилось соответственно. Я вновь почувствовала то холодное «значит, вы вот так? Тогда мы сделаем для себя соответствующие выводы…», что я впервые ощутила, когда мне пришлось не на жизнь, а насмерть бороться с Сонни… Именно так. Не надо истерик и топанья ногами. От них толку мало – так же, как от всех этих демонстраций. Демонстрации нужны больше для успокоения собственной совести: я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше… Как насчет того, чтобы «глаголом жечь сердца людей»?
В эти дни я поняла две вещи- взаимосвязанные. Во-первых, что от политики никуда не убежать. Как бы она ни была тебе отвратительна, если ничего не делать, не вмешиваться, жить по принципу «моя хата с краю», если прятать от нее голову в песок и давать все за тебя решать другим – Клинтонам, Ельциным, Блэрам и так далее, – то вот к чему это приводит…
И во-вторых, я как никогда осознала верность слов Ленина – «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Это я особенно остро ощутила в ходе антивоенных демонстраций, которые, как я надеялась, все-таки дадут какой-то выход моему гневу… Когда сталкивалась с дублинскими бабушками, которые тоже были против бомбардировок – но только потому что «теперь-то уж Милошевич всех бедных албанцев точно этнически вычистит». И волновала этих приличных с виду старушек только судьба албанских беженцев: что будет, если НАТО не разглядит сверху, кто там албанец, а кто -нет. Бомбить людей других национальностей в Югославии для них было вполне приемлемо. Бабушки не могли быть свободными от своего лицемерного общества. Видно, это тот же менталитет, что ныне вспоминает только о людях одной-единственной национальности изо всех погибших в гитлеровских концлагерях…
На демонстрации я впервые встретила ирландских левых. Это были буйные головы- троцкисты. До этого я никогда с троцкистами не сталкивалась.
… Их можно увидеть вообще на каждой демонстрации. По любому поводу. У них всегда
были готовы соответствующие плакаты, они – профессиональные скандирователи: с "запевалой", разученным текстом и хором. Это единственное, что они делают профессионально и с удовольствием: шумные манифестации – их специальность. Их методы вербовки в свои ряды чем-то неуловимо напоминают методы "свидетелей Иеговы"- и к этому сводится, собственно, любая демонстрация для них, к призыву "Вступайте в наши ряды!"
Они гораздо охотнее, чем.что-либо ещё критикуют других левых – за недостаточный, по их мнению, радикализм. То есть, за что, что для тех главным являются не героические
крики на улицах, а мелкие, повседневные, скучные, "нереволюционные" дела по
повседневной
веры в свои собственные силы решать свои собственные проблемы. Создавалось
такое впечатление, что их главный враг – именно эти левые, а вовсе не мировой капитализм, который, если их послушать, дышит на ладан и вот-вот все равно отбросит копыта, ибо не за горами всемирная революция, Грозная и Прекрасная, которая в один светлый день просто вот так возьмет себе и произойдет, как Судный День. А главное оружие в борьбе – шум, ибо победить мировой капитал можно только как следует надавив на его барабанные перепонки.
Так я познакомилась с Терезой – классическим примером такого
революционера, который громко кричит в ожидании Светлого Будущего.
Тереза была абсолютно честная, глубоко убежденная в правоте
своих идей и идеалистичная молодая девушка, с короткой, как у пацана,
стрижкой. Сначала она ухватилась за меня двумя руками: не только из-за страстного
желания пополнить свои ряды, но я из-за того, откуда я родом: Тереза никогда
ещё не видела живых русских. Она тут же обильно посыпала цитатами из Троцкого
и попыталась заверить меня, что главная ошибка нашей страны была в том, что
мы не дождались мировой революции. Этой закутанной в палестинский платок
светлоглазой молодой девушке в солдатских ботинках, не испытавшей на
себе ничего из того, черезо что прошли наши отцы и деды ради того, чтобы мое
поколение могло бесплатно учиться, лечиться, не должно было с детства
бродить по помойкам и мыть машины богатеев, не было никакого дела до реальных
достижений нашего далеко, конечно, не безупречного социализма: для нее он
просто-напросто вовсе не существовал никогда, была только "бюрократическая
диктатура", хотя большинство из тех вопросов, за которые её товарищи здесь
борются с помощью собственного горла, у нас в стране были уже решены.
Может, это-то им и кажется таким негативным?
Как посмели мы разрешить эти социальные вопросы своим трудом, а не дождавшись их громких криков?
Соскучившись по марксистской терминологии ( нечасто здесь услышишь от простых
смертных слова о диктатуре пролетариата и об интернационализме!), я провела
в их компании некоторое время – на демонстрациях. Пока меня не добили морально две вещи: первая – полная безрезультатность и бессмысленность одних только громких
криков (я быстро поняла, что мне мало было только "спустить пар" в адрес Билла
Клинтона и НАТО!) и почти религиозное ожидание революции, которая придет и всех спасет, без малейшего желания пошевелить хоть пальцем, чтобы эту революцию подготовить. Вторая – нежелание этих молодых людей знать о том, какой была в
действительности жизнь в моей стране, СССР. Ибо это не вписывается в
заложенные ими в их собственные головы схемы. Для них СССР – такое же, если не
большее зло, чем мировой капитализм, и они готовы были заткнуть уши,
услышав, что брат моей бабушки, проведший долгие годы на лесоповале на
Урале и в конце концов там и осевший, потерявший свою семью (жена бросила
его, когда он стал "врагом народа"), никогда ни словом дурным не обмолвился
о нашей стране, о революции или о других коммунистах. Не было в