Совьетика
Шрифт:
Учились мы 6 дней в неделю, лекции с 9:30 утра до 3 часов, а то и до без десяти пять. Труднее всего было, когда была нулевая пара -начинающаяся в 7:50! Для того, чтобы вовремя на нее попасть, приходилось выходить из дома чуть ли не в 6 утра. В перерыве мы буквально спали на столах в аудитории.
– Почему это я тут рано встаю, куда-то иду, мерзну, а он там спит? – возмущалась темным зимним утром по дороге до метро Лида. – Это непорядок!
Мы доходили до метро, она доставала из кармана двушку и бежала к телефону-автомату. У Наримана с Латифом, как у обслуживающего персонала общежития, был свой телефон.
– Алло!- сонно говорил разбуженный Нариман в трубку.
– Алло! Вы уже не спите?- интересовалась Лида.
– Нет… – ничего спросонья не понимая, говорил он.
– А чего так рано встали?- и она бросала трубку.
Как он мог после этого понять, насколько сильно она его любит?…
Привыкнуть
Из неспециальных предметов у нас на первом курсе были физкультура (с очень хорошим преподавателем, не требовавшим от нас мировых рекордов), история КПСС и…медицина. Да-да, именно она. Дело в том, что все девушки, получавшие высшее образование, получали вместе с ним и вторую специальность – медсестра гражданской обороны. На случай войны. Занятия по медицине вели отставные военные медики. Медицину мы изучали 3 года, после чего сдавали государственный экзамен и становились военнообязанными. К моему большому возмущению, потому что по Конституции у нас воинская обязанность на женщин не распространялась и для них была делом сугубо добровольным. На практике же получение высшего образования в мое время фактически означало обязательную запись о военнообязанности в паспорте с выдачей военного билета и постановкой на учет в военкомате. «Они что, хотят, чтобы всех образованных женщин перестреляли?»- возмущалась я. Другие студентки моего возмущения не разделяли: они справедливо указывали на то, сколько полезного для самих себя мы изучим в ходе этого курса. И действительно, нас учили не только анатомии, не только защите от бактериологического оружия, тому, что такое зарин, заман, табун или иприт и эпидемиологии и борьбе с инфекцияами при ранениях, но и тому, как накладывать повязки и шины на разных частях тела, как делать уколы и даже как ставить клизмы! Так что я – специалист широкого профиля. Знаю даже некоторых девушек с нашего курса, которые, закончив вуз, вместо историков стали медиками и до сих пор зарабатывают себе на жизнь тем, что колют уколы…
На занятиях по медицине, которые проходили в подвальчике, из окон которого открывался вид на Большой театр меж зубцами стены Китайгорода, бывали разные забавные случаи, сейчас всего не упомнишь. Хорошо отложилось в памяти, например, как на одной из лекций мы должны были 45 минут просидеть в противогазах. Мы с Лидой сидели на первом ряду и слушали лектора, когда она вдруг решила обернуться и неожиданно начала буквально давиться от смеха. Я не выдержала и тоже повернулась – и увидела комнату, полную большеглазых слоников!. Еще пара минут- и все мы начали оглядываться друг на друга и в голос хохотать. Чуть не сорвали лекцию!
А когда пришла пора получать военные билеты, и мы пришли за ними в райвоенкомат, одна из наших девочек, уралочка Зоя, напоминавшая героиню Марины Дюжевой в «Покровских воротах» («Я вся такая несуразная, вся угловатая такая… Такая противоречивая вся!.. «) опоздала. Запыхавшись, вбежала она в дверь и стала спрашивать нас, кто последний.
– А тебе, Зимина, сначала надо на второй этаж, третья дверь налево. Там портянки выдают и кирзовые сапоги. У тебя какой размер? Не забудь на размер больше попросить, а то с портянками не налезут, – с непроницаемо-серьезным лицом вдруг сказала Лида. И прежде чем кто-нибудь из нас успел бы опомниться и выдал бы ее своим смехом, Зоя сорвалась с места и побежала наверх. Мы грохнули. Еще через 5 минут она спустилась по лестнице, глубоко обиженная.
– Голову тебе оторвать мало, Басина, с твоими шуточками! Я захожу в ту дверь, без стука, там три полковника сидят, говорят о чем-то важном, а я их спрашиваю: «Где здесь портянки примеряют?»…
Дальше она не договорила – ее голос потонул в нашем громовом хохоте…
Я же говорю, что с Лидой было не соскучиться! А что она вытворяла с бедным физруком…
У них в спецгруппе занятия по физкультуре вел Михаил Сергеевич – молодой мальчик-москвич с нежным, похожим на персик румяным лицом, который, как истинный московский холостяк, студенток, особенно иногородних, ужасно боялся и потому старался быть с ними построже. У нас в институте если
– А теперь будем прыгать в длину. Кто прыгнет дальше меня, получит зачет!- сообщал, например, преподаватель. А из толпы прогульщиков раздавался язвительный Лидин шепот:
– Дальше Михал Сергеича не прыгнешь!
Бедняга краснел, но делал вид, что ничего не слышит.
– А теперь присядем на корточки, обнимем себя руками нод коленками и пройдем в таком положении круг…
– Играем в Бухенвальд, Михаил Сергеевич?
Он краснел еще пуще и пытался дать ей словесный отпор:
– Для Бухенвальда мы с Вами, Басина, слишком упитанные….
Но не тут-то было:
– А по-моему, Михал Сергеич, садисты выглядели именно так…
Еще полчаса таких занятий – и Михаил Сергеевич не выдерживал.
– Знаете что, Басина, Вы свое отработали, я поставлю Вам зачет, Вы свободны…
– Нет, нет, что Вы, Михаил Сергеевич, я же пропустила 4 часа, а отработала только два. Я остаюсь!…
Немая сцена.
У одного из наших преподавателей был небольшой дефект речи – шепелявость. Это был застенчивый, тихий, неопытный преподаватель, на семинарах которого поэтому было много шуму. Однажды под 8 марта мы всей группой в перерыве распили бутылку шампанского – одну на 22 человека, но этого хватило для того, чтобы всем стало немножко весело. Самую малость. Пустую бутылку спрятали до следующей перемены под наш с Лидой стол, вошел этот самый преподаватель – Владислав Георгиевич, и семинар начался. Владислав Георгиевич, пытаясь перекричать стоящий в аудитории гул, говорил:
– Ну, конешно, в этом шемештре мы не вше доклады ушпеем прошлушать…
И вдруг так получилось, что все одновременно замолчали, но Лида не успела этого сообразить, и раздался ее достаточно громкий голос:
– А шьи это доклады мы не ушпеем зашлушать?
В довершение огромная пустая бутылка из-под «Советского шампанского» с грохотом выкатилась из-под нашего с Лидой стола и покатилась в конец аудитории. Трудно сказать, кто из них больше покраснел – Лида или Владислав Георгиевич, который старательно делал вид, что ничего не заметил..
Занятия по истории КПСС мы не воспринимали всерьез и почти не слушали лектора, думая, что все к экзамену выучим по учебнику. А зря. Потому что он рассказывал вещи, которых в учебнике не было. Например, о том, чем советская экономическая помощь развивающимся странам отличается от западной…. Кроме того, у нас были общие исторические дисциплины – история СССР, история древнего мира, история средних веков и тому подобное, и специальные – библиография, вспомогательные исторические дисциплины, архивоведение и многие другие. Уже на первом курсе я окончательно испортила себе почерк – благодаря нашему преподавателю по истории СССР досоветского периода, Ивану Аркадьевичу, который читал свои лекции с такой скоростью и выдавал в них такое количество фактов, дат и имен, что этого не было ни в одном учебнике, а записать все это можно было только если ты умел строчить как пулемет. Мне потом самой было очень трудно разобрать собственные каракули – его лекции потом дома приходилось переписывать набело! На экзамене он запросто мог спросить тебя, например, как звали маму Чингиз-хана! И попробуй только не ответь… Почти всеобщей любимицей была Надежда Петровна, преподавательница истории древнего мира. Ей можно было становиться актрисой: она буквально разыгрывала перед нами в лицах сцены из древней истории! Цезарь, Спартак и прочие давно знакомые нам по книгам персонажи на ее лекциях в прямом смысле оживали! Маленькая, с низким театральным голосом, она кроме лекций, еще вела по вечерам кружок для любителей античной истории, в который многие приходили только даже ради того, чтобы лишний раз ее послушать. Кружок этот организовывал исторические суды – над разными историческими личностями, не только античными. К организации таких процессов занятые в них участники подходили очень серьезно: кто-то назначался адвокатом, кто-то -прокурором, кто-то – судьями. Выбирались студенты и на роль самого подсудимого, и на роли свидетелей защиты и обвинения. Например, на процессе Оливера Кромвеля свидетелями от обвинения были ирландские крестьяне. Получив роль, студенты бежали в институтскую библиотеку – тут же, у нас же в здании, – набирать монографии для подготовки своего выступления в суде. Суды были костюмированные, герои являлись на них в одежде, соответствующей эпохе. На них собирались толпы зрителей, и длились они до позднего вечера, но никто не спешил по домам – настолько непредсказуемо и захватывающе разворачивались на них события! Никогда нельзя было предсказать заранее, оправдают персонаж или же признают его виновным. Кромвеля, к слову, признали виновным…. Во многом благодаря показаниям ирландских крестьян!