Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог (1968-1969)
Шрифт:
— Койли, ты же не записал, что я морковь пропалывал.
— Если хоть один день мне меньше запишешь, чем положено, я тебе, наглец, глаза выцарапаю!
— Чтоб кусок у тебя в горле застрял. Как ты можешь отбирать хлеб у наших детей?
В это время подъехал Алтыхан-ага:
— О чем спорите, товарищи колхозники?
— Если этот подлец Койли будет обирать нас, скандалам не будет конца, — ответила Гытджа.
— Ну, что еще ты натворил, Койли-хан?
— Я не могу угодить им, Алтыхан-ага, — сказал Койли, почесывая затылок. — Сколько ни напишешь, им все мало. Глаза у них завидущие.
— Смотрите
— Понятно, — голос Алтыхан-ага звучал решительно. — Успокойтесь, товарищи колхозники. До завтрашнего дня мы все уточним. — Сузив глаза, он посмотрел на Койли. — Ну-ка дай сюда тетрадь.
Красное лицо Койли побелело.
— Алтыхан-ага, я же хотел сэкономить….
— Нет такого закона, чтоб создавать экономию, урезая заработки колхозников. Не болтай много, а подавай сюда тетрадь.
Дрожащей рукой Койли протянул тетрадь, где он вел расчеты. Алтыхан-ага взял тетрадь и сказал:
— Ты освобожден от обязанностей помощника бригадира.
— Алтыхан-ага, Алтыхан-ага джан, не надо, больше такого не повторится.
— Я давно сыт этими твоими обещаниями. Я сказал, что ты свободен, значит свободен.
— Алтыхан-ага, ради сирот моих простите мою вину.
Эти слова Койли разжалобили сердце Джуметер-ага.
— Может, Алтыхан, на этот раз ты простишь ему, — вступился за него Джуметер-ага.
Алтыхан-ага покачал головой:
— Нет, Джуметер-aral Хватит, до сих пор я верил его обещаниям. Если он действительно любит своих детей, зачем обманывал, присваивал то, что принадлежит другим. Трудился бы честно. — Алтыхан-ага решил, что с этим вопросом покончено и уже другим, спокойным голосом обратился к народу. — Есть такое предложение, товарищи колхозники. Если вы одобряете, я хочу сделать своим помощником Якшимурада.
— Это как раз то, что нужно, — раньше всех отозвалась Гытджа. — Если Якши-хан станет помощником бригадира, то и ты будешь спокоен, Алтыхан-ага, и мы.
— Гытджа верно говорит, — вступил в разговор Джуметер-ага.
— Мы с Якшимурадом поладим, — раздались голоса.
Такое мне, как говорится, и во сне не снилось.
— Нет, я не справлюсь, — сказал я, покраснев, и поднялся на ноги.
— Здесь нет ничего такого, чтобы не справиться, сынок Якшимурад. Ты будешь мне помогать заполнять табель. Когда я был таким, как ты, я был председателем целого колхоза. К тому же была война, голод. А теперь что, одно удовольствие, — ответил мне Алтыхан-ага.
Со всех сторон послышались, одобрительные голоса, которые поддержали Алтыхан-ага. И я понял, что никуда мне не деться.
— Тогда, Алтыхан-ага, давайте договоримся сразу: за то, что я буду помогать вам, платить мне не надо, только то, что я сам заработаю.
Алтыхан-ага засмеялся:
— Ну, ладно, сынок.
Вечером Алтыхан-ага, захватив все тетради, в которых велись всевозможные учеты, зашел ко мне.
Мы просидели до поздней ночи и исправили все, что могли. Нам помогала и Гульшен.
На следующий день, в полдень, во время обеденного перерыва, я зачитал членам бригады заработанные
7
После работы, не пропуская ни дня я ходил к своему Йылдырыму. С каждым днем он привыкал ко мне все больше. Едва увидит меня, сразу же начинает весело ржать. А однажды дался подстричь и расчесать всю запутанную в колючках гриву, подравнять челку. Я привел беднягу к броду и так накупал и отчистил его щеткой, что грязь полилась рекой, а короткая шерсть его засверкала, стала шелковистой, мягкой, сам он приосанился, поднял голову, большие глаза заискрились. Йылдырым только после этого стал похож на настоящего коня. А еще его нужно как следует откормить, чтоб под кожей мускулы налились и заиграли. Я вспомнил, что кто-то говорил, как полезно подкормить животное яйцами. И один раз я разбил двенадцать яиц, слил в старый таз и Йылдырым моментально слизал вкусную жидкость. Видимо, яйца ему понравились. С каждым днем конь становился красивее, иногда у него поднималось настроение и он начинал носиться по дороге, ржать и становиться на дыбы.
То, что мне удалось вернуть его к жизни, больше всех обрадовало Алтыхан-ага.
— Сынок Якшимурад, ты вернул ему жизнь и потерянную красоту, за это люди тебе спасибо скажут, — сказал мне Алтыхан-ага, прослезившись, и похлопал меня по плечу.
Порой мне кажется, что я самый счастливый человек на свете. У меня есть Гульшен и мой конь — Йылдырым.
Однажды, почистив Йылдырыма щеткой, я укрыл его старым одеялом и вспрыгнул на него. Почувствовав седока, он сначала замер, а потом, задирая голову вверх, стал топтаться на одном месте, при этом резко поворачиваясь в разные стороны и пытаясь сбросить меня, но я, крепко ухватившись за повод, стараюсь не упасть. Конь повернул голову и, посмотрев на меня, пулей рванулся с места. Страха не было, я слился с конем в единое целое, отпустил поводья и летел, не разбирая дороги.
Но вот конь остановился, как вкопанный, а я кубарем скатился с него. Хорошо, что место, куда я упал, было устлано мягким, словно бархатистая постель, песком, поэтому со мной ничего не произошло. Я подбежал к Йылдырыму. Бедняга, лежа на земле, жалобно заржал. Попытался подняться и не смог. В горле у него что-то хрипело, а из ноздрей шла белая пена. Я обнял его за шею и пытался успокоить. Йылдырым, не сердись, ничего, не беда. Лежи и отдыхай, все пройдет, ты опять поскачешь по дороге, как прежде. Я не торопил его до тех пор, пока он сам не встал на ноги. А потом повел его под узцы домой.
Когда я рассказал вечером об этом Алтыхан-ага, он вздохнул и сказал: "Эх, бедняга! Вспомнил свою молодость, хотел как раньше быстрее птицы проскакать, а силы не те. Теперь, сынок, тренируй его понемногу, пусть на ноги встанет крепко, как в дни своей юности".
Постепенно Йылдырым привык к седлу и я стал ездить на нем на работу. Рано по утру и поздно вечером, когда я возвращался с работы, конь быстро перебирал тонкими ногами и, высоко поднимая голову, шел таким галопом, словно собирался взлететь. А иногда я отпускал поводья и, он, как молния, мчался вперед.