Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Смоленский Борис Моисеевич

2

Ночного неба надо мной Расцвеченная арка, То меркнут звезды надо мной, То вспыхивают ярко. Ковром разостлан небосвод Прозрачный, бесконечный, Прохлада ласковая льнет К замешкавшимся встречным. От звезд, от синей высоты Не отвожу я взгляда: О если б вдруг воскресла ты, Татик, моя отрада… Моей звезды счастливый свет Течет по всей вселенной, Другой нигде на свете нет Такой родной, бесценной. Моя звезда — звезда Кремля Горящая, вот эта, Звезда, которой вся земля Из края в край согрета. Везде под небом голубым Светить мне будет вечно Вот этот пламенный рубин Моей пятиконечной. Сияй всё ярче сквозь года, Сквозь тучи и ненастья, Ты, человечества звезда, Маяк людского счастья. 1939

99. КЛЯТВА

Над морем навстречу заре колышется голубизна — Венец

голубых морей… Незримые узы, страна, навек породнили и нас, И песни мои о тебе написаны кровью моей. И если когда-нибудь я дышать перестану тобой, Сойду на кривую тропу иль сделаюсь в тягость тебе,— То ты меня в землю втопчи своею железной стопой, И пусть раздается всегда твой твердый и праведный бег.

100. «Хохочет ли ветер, вздымая песок…»

Хохочет ли ветер, вздымая песок, Луна ли струит померанцевый сок, — Здесь смерть и бессмертье — приветствую их! И славлю, покамест мой голос не стих, Того, кто и смертью бессмертья достиг. 1942

101. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Отдав поклон больнице и палате И медсестре, отнянчившей меня, Пришел я вновь на линию огня, Где льется кровь моих отважных братьев. Как вражеская пуля ни лиха — Невмоготу ей одолеть поэта, Чья жажда жить теперь так велика, Что смерть ничто в сравненья с жаждой этой. Сразимся же, друзья мои! Весь мир Коричневой чумою атакован; А нам… нам легче лечь в бою костьми, Чем променять свободу на оковы. Вот враг опять лавиной огневой Рванулся к нам; он лезет вон из кожи… Пренебрежем же смертью, уничтожим Прожорливые полчища его! За мной, друзья! Всей грудью на врага! Вперед, на зов армянского поэта! Да будет наша честь нам дорога! Да сгинет враг! Да здравствует победа! Свинцовый дым густеет на холмах, Гремит и содрогается Малахов, Парят орлы, не знающие страха, Поблескивая звездами впотьмах. И огненные наши бастионы Позор и смерть пророчат вам, тевтоны! И каждый наш корабль береговой Выносит вам свой смертный приговор! Крепки ряды друзей моих суровых,— Они встают и падают, но снова Встают и устремляются вперед, Святая месть сквозь пламя нас ведет. С победной песней, поступью широкой Шагаешь, Севастополь наш, и ты, Перед тобой кровавые потоки И вражьих тел зловещие хребты. И в этот час нам смерть не тяжела, О нас потомки скажут без печали: Они дрались за Родину и пали, Чтоб Родина любимая жила! 1942

102. «Снова застит завеса дыма…»

Снова застит завеса дыма Крымских высей седую даль, Стоит биться за горы Крыма, Погибать ради них не жаль. Как в декабрьской эпопее, Здесь до смерти — подать рукой, Враг беснуется, свирепеет, Кровь сраженных течет рекой. Враг безжалостен, нагл, бездушен, Жизнь мраком своим накрыв, Отовсюду — с воздуха, с суши — Надвигается он на Крым. Пламя мчится, преград не зная, Мины в каждом таятся рву, Ширь небесная и земная — Раскаленный ад наяву. Черноморцы грозны, как вихрь, И неистовы в жаркой схватке, Чужеземцы при виде их Разбегаются без оглядки. Не страшит нас орудий вой, Смерть не ставит нас на колени, Рядом с павшим встает живой, Чтобы ринуться в наступленье. Обессиленная вконец, Смерть уж пятится шаг за шагом; Наше мужество и отвага Возлагают на нас венец. Снова застит завеса дыма Крымских высей седую даль, Стоит биться за горы Крыма, Погибать ради них не жаль. 1942

МУСА ДЖАЛИЛЬ

Муса Мустафиевич Джалилов (Муса Джалиль) родился в 1906 году в деревне Мустафа, Оренбургской губернии. Начальное образование получил в деревенской школе, затем учился в медресе «Хусаиния» в Оренбурге, позднее в Казани на рабфаке, а в 1931 году окончил Московский государственный университет.

Муса Джалиль работал в татаро-башкирском бюро ЦК Комсомола, редактировал детские журналы «Кечкенэ иптешляр» («Маленькие товарищи») и «Октябрь баласы» («Дитя Октября»), принимал активное участие в создании Татарского государственного театра оперы и балета, написал для этого театра либретто опер «Алтынчеч» и «Ильдар». Опубликовал несколько поэтических сборников. Накануне Великой Отечественной войны Муса Джалиль возглавлял Союз писателей Татарии.

В первый же день войны Муса Джалиль ушел в ряды действующей армии и в июне 1942 года на Волховском фронте, тяжелораненый, был взят в плен. В концентрационном лагере он вел активную подпольную работу, за что был брошен в фашистский застенок — тюрьму Моабит. В тюрьме Муса Джалиль создал цикл стихотворений, слава о котором вышла далеко за пределы нашей Родины.

В 1944 году моабитские палачи казнили поэта.

Друзья по застенку сохранили его записные книжки. Одну из них передал советским представителям в Брюсселе бельгийский антифашист Андре Тиммерманс, товарищ Джалиля по моабитскому застенку. Позднее Союз писателей Татарии получил и вторую записную книжку поэта.

Мусе Джалилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

103. КОГДА ОНА РОСЛА

Родилась беспомощным комочком. Но растет и крепнет с каждым днем. Голосок ее звенит звоночком, В сердце откликается моем. А бывает, иногда спросонок Вдруг застонет бедный мой ребенок, — Я дрожу, как будто надо мной Разразился ливень ледяной. Сорока болезнями готов я Сам переболеть, перестрадать, Только бы сберечь ее здоровье. За нее мне жизнь не жаль отдать. Улыбнется — всё вокруг лучится, А когда она каким-нибудь Новым достиженьем отличится, Радость так и распирает грудь. Нынче вот сама дошла до двери В первый раз. И я так горд теперь, Будто бы она по меньшей мере Мне открыла полюс, а не дверь. С голубым сиянием во взоре, До чего малютка хороша! Как жемчужина в глубоком море, Светится в глазах ее душа. Этого

сокровища хранитель, Перед всем народом и страной Я как гражданин и как родитель Отвечаю за ее покой. Пусть растет здоровой и цветущей! Наши дети — родины весна, Светлая надежда, день грядущий, Нашего бессмертья семена. В чистом сердце и в головке ясной, В светло-голубых ее глазах Вижу я полет мечты прекрасной, Будущего силу и размах. Мы покинем мир… Но наши дети Сберегут сердец замолкших жар, Пронесут сквозь даль десятилетий Стяг побед — отцов и дедов дар. Так, от поколенья к поколенью, Тянутся единой цепи звенья,— Здесь трудиться будет, как и я, Дочь моя, кровиночка моя. Не умру, дыханье краткой жизни В ней я обновлю и повторю… И приблизят юные к отчизне Коммунизма светлую зарю. Потому-то девочка родная Мне дороже самого себя. Как цветок, от стужи укрывая, Берегу, ращу ее, любя. 1937

104. КАСКА

Если сердце не камень, то ясно для вас — Не из камня и сердце солдата. Трудно даже с одеждой расстаться подчас, Если с нею ты сжился когда-то. Я в сраженьях сберег свой запал боевой, Силу рук, одолевших усталость, И отвагу… Но каска моя со звездой У далекой траншеи осталась. Перед нами песок… Батареи врага Навалились волной огневою, И багровая соединила дуга Запылавшее небо с землею. Я привстал, чтобы лучше вглядеться в лесок, И мгновенно две злобные пули Просвистели, едва не пробив мне висок, По стальной моей каске скользнули. Значит, вражеский снайпер пробрался вперед И следит терпеливо за целью… Даже на две секунды, подлец, не дает Приподняться над узкою щелью! Снял я каску, на бруствере перед собой Положил ее тихо, с опаской. И сейчас же противник мой точной стрельбой Поднял пыль над пробитою каской. Погоди-ка, голубчик, напрасен твой пыл, Проживешь ты недолго на свете! Я успел заприметить, откуда он бил, И без промаха пулей ответил… А немного спустя мы в атаку пошли. Громовое «ура» раздавалось. А пробитая пулями каска в пыли Возле старой траншеи валялась… Отслужила бедняжка… И всё же, друзья, Что-то дрогнуло в сердце солдата: И с одеждой без боли расстаться нельзя, Если в ней воевал ты когда-то! Не предмет снаряженья — оружье в бою, Ты со мною сражалась повсюду. Друг безгласный, ты жизнь сохранила мою, Я тебя никогда не забуду. 1941

105. «Былые невзгоды…»

Былые невзгоды, И беды, и горе Промчатся, как воды, Забудутся вскоре. Настала минута, Лучи засияли, И кажется, будто Не знал ты печали. Но ввек не остудишь Под ветром ненастья, Но ввек не забудешь Прошедшего счастья. Живете вы снова, И нет вам забвенья, О, счастья людского Часы и мгновенья! 1942

106. ПРОСТИ, РОДИНА!

Прости меня, твоего рядового, Самую малую часть твою. Прости за то, что я не умер Смертью солдата в жарком бою. Кто посмеет сказать, что я тебя предал? Кто хоть в чем-нибудь бросит упрек? Волхов — свидетель: я не струсил, Пылинку жизни моей не берег. В содрогающемся под бомбами, Обреченном на гибель кольце, Видя раны и смерть товарищей, Я не изменился в лице. Слезинки не выронил, понимая: Дороги отрезаны. Слышал я: Беспощадная смерть считала Секунды моего бытия. Я не ждал ни спасенья, ни чуда. К смерти взывал: приди! добей!.. Просил: избавь от жестокого рабства! Молил медлительную: скорей!.. Не я ли писал спутнику жизни: «Не беспокойся, — писал, — жена, Последняя капля крови капнет.— На клятве моей не будет пятна». Не я ли стихом присягал и клялся, Идя на кровавую войну: «Смерть улыбку мою увидит, Когда последним дыханьем вздохну». О том, что твоя любовь, товарищ, Смертный огонь гасила во мне, Что родину и тебя любил я, Кровью моей напишу на земле. Еще о том, что буду спокоен, Если за родину смерть приму. Живой водой эта клятва будет Сердцу смолкающему моему. Судьба посмеялась надо мной: Смерть обошла — прошла стороной. Последний миг — и выстрела нет! Мне изменил мой пистолет… Скорпион себя убивает жалом, Орел разбивается о скалу. Разве орлом я не был, чтобы Умереть, как подобает орлу? Поверь мне, родина, был таким я, — Горела во мне орлиная страсть! Уж я и крылья сложил, готовый Камнем в бездну смерти упасть. Что делать? Отказался от слова, От последнего слова, друг-пистолет. Враг мне сковал полумертвые руки, Пыль занесла мой кровавый след… …Вновь заря над колючим забором. Я жив, и поэзия не умерла: Пламенем ненависти исходит Раненое сердце орла. Вновь заря над колючим забором, Будто подняли знамя друзья! Кровавой ненавистью рдеет Душа полоненная моя! Только одна у меня надежда: Будет август. Во мгле ночной Гнев мой к врагу и любовь к отчизне Выйдут из плена вместе со мной. Есть на друзей у меня надежда, — Сердце стремится к одному: В ваших рядах идти на битву Дайте, товарищи, место ему! Июль 1942