Советский человек

Киреева Вероника

А потом думаю, надо найти женщину, которая выглядит так же, как Галя. Стал я по сторонам озираться, на женщин смотреть, приглядываться. Одна вроде больше Гали, другая меньше, третья вообще с мужиком. Смотрю, идет женщина размерами с Галю. И все в ней Галино.

И лицо, и фигура и даже волосы спадают до плеч. Смотрю, а это Галя! Я скорей отвернулся, думаю, хоть бы не узнала, хоть бы мимо прошла. А она прошла и встала возле мужской одежды и стоит там ремни разглядывает. Видимо купить хочет. А мне интересно, может у них на работе кого поздравляют

или у нее мужик есть?

Схватил я грампластинку, и стою из-за нее выглядываю. А Галя то одну рубашку потрогает, то другую, то носок схватит. А у меня внутри все переворачивается. Я и забыл совсем, что за подарком пришел, что трусы ей кружевные хотел купить.

А Галя кругами ходит, то часы схватит, то галстук. Ну, думаю, Галя! Я-то галстуки не ношу. Тут она задумалась, может, совесть проснулась, обо мне вспомнила, что я у нее есть. Ан нет! Смотрю, Галя на мужиков стала смотреть, и как-то очень детально. Да мне даже стыдно!

И стоит она, их разглядывает, да так, что они краснеют и выходят прочь. А один так подошел, и разговор начал, а Галя вижу, обрадовалась, руками машет, будто зовет куда-то. Неужели в гостиницу? Да я поверить не могу! Я-то ей тайны доверял, а она с первым встречным заговорить готова.

И в глаза ему смотрит, да с такой надеждой, будто он воротник ей сейчас купит песцовый. Смотрю, а они уже рубашки с вешалок снимают, и чуть ли не в примерочную вместе заходят! Мужик этот радостный, на ходу раздевается, Гале подмигивает, мускулами трясет. А Галя перед ним усентябривает, да мне противно! Да у меня в глазах потемнело, в ушах застучало, руки стали сами сжиматься! Я эту грампластинку чуть не разорвал.

Вот, думаю, пришел в магазин! Сто лет не ходил, а тут захотелось Галю порадовать. А она не скучает! А она по магазинам шатается, чужим мужикам рубашки покупает, видимо посмотреть на раздетые тела охота. У меня-то такого нет, конечно! Я-то мускулами не трясу перед ней, мышцами не играю.

Сорвался я с места, два манекена уронил, чуть витрину не снес, людей всех порастолкал. Да знали бы они, как мир растлен! Как жены потеряли всякий стыд, погрязли в злом разврате! Подбегаю к примерочной, срываю штору, а там мужик этот в рубашке стоит и Галя рядом!

– Кто это? – кричу я и хватаю этого мужика за горло.

– Валера, – кричит Галя, – отпусти его! Товарищ не виноват!

А я сам не свой, рубашку с него срываю, да так что пуговицы летят. А Галя оттаскивает меня, боится, что я рожу ему сейчас расквашу, а им же еще в гостиницу ехать.

– Валера, – кричит и за руки меня хватает, – не трогай его! Я тебя прошу!

А у меня кипит все внутри и злоба раздирает. А мужик этот в себя пришел и тоже давай кулаками махать, да так, что зеркало расколотил и мне по лицу пару раз съездил. А Галя между нами мечется, слезы льются.

– Не трогайте его! – кричит мужику своёму. – Что вы с ним сделали? Валера, Валерочка, – кидается она ко мне, – тебе больно? Родной мой, хороший, – она снова кидается к мужику, – да

остановитесь же вы…

Тут продавцы посбежались вместе с милицией.

– Товарищи! – говорит милиционер и в свисток свистит. – Выходим все из примерочной.

Тут я в себя пришел, смотрю на мужика на этого в разодранной рубахе, на Галю в слезах, а у самого лицо болит, и кровь откуда-то льется. И так мне противно стало! Да шли бы в гостиницу, да делали бы все что хотели! Раз Галя оказалась неверной, что остановит? Да ничто!

А милиционер протокол составляет, фамилии наши спрашивает, по месту работы сообщить хочет, что мы драку учинили в примерочной кабине. Завмаг стоит со счетами ущерб считает, Галя плачет навзрыд, мужик этот одежду свою надевает. А я смотрю на всех, думаю, может Галя с этим мужиком будет счастлива?

– Вас как зовут, – говорю, – товарищ?

– Геннадий, – говорит этот мужик.

– Вы вот что, Геннадий, – говорю я, – вы женитесь на Гале. Она хороший, добрый человек, и постирать может, и погладить. И пирог испечь.

– Вот еще! – ухмыляется Геннадий. – У меня есть кому пироги печь.

– Ах, вот так? – говорю я. – Дома жена, значит?

– Валерочка, – сквозь слезы говорит Галя, – Геннадий ни в чем не виноват. Он помочь мне хотел….

– Да я видел! – говорю я, едва сдерживаясь, чтобы снова ему в рожу не заехать. – Закатились в кабину, думаете, никто вас не видит? А я все Галя вижу, – я помахал пальцем перед ее носом, – всё! И как ты на мужиков смотрела, и как на этого Геннадия рубашку напёрла, а то он что-то пообносился весь, – а у Геннадия смотрю, футболка в двух местах порвана. – И в гостиницу с ним не стыдно!

– Так тут оказывается вот оно что! – радостно восклицает милиционер. – Треугольник!

– Никогда в нашем универмаге такого не было, – качает головой завмаг. – Шторы оторвали, зеркало разбили, рубашку дорогую, хорошую, – он затряс порванной рубашкой, – во что превратили! И из-за чего? – он вопросительно посмотрел на Галю.

– А вы гражданочка, – говорит милиционер, с интересом разглядывая Галю, – где работаете? Я должен сообщить о вашем моральном облике по месту работы.

– Да-да! – поддакивает завмаг. – Может профсоюзный комитет, наконец, окажет влияние? Это же невозможно! Привести женатого мужчину в примерочную кабину, – он с сочувствием посмотрел на Геннадия, потом на Галю. – Так что же вы трусы-то ему не предложили? Тогда вы бы знали наверняка!

– Еще чего! – возмутился Геннадий.

– А что? – вмешался милиционер. – Мне один раз женщина прямо на улице предложила, да сейчас все может быть, товарищи!

– Ну, хватит, – говорю я. – Моя жена никогда себе такого не позволяла и не позволит.

– Откуда вы знаете? – удивился завмаг. – Да вы только посмотрите на нее!

– Я вам щас так посмотрю, – говорю я, а меня трясти начинает.

– Товарищ Пронькин, – обращается милиционер к Геннадию, – заплатите за зеркало и можете быть свободны.