Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки
Шрифт:
Наряду с этим проводились И другие пропагандистские акции. Уже 24 августа 1941 года в газете «Лоухский большевик» было помещено письмо-обращение лейтенанта Ахблада [244] , захваченного в плен 16 июля 1941 года «на острове Моргонланд близ Ханко». Он писал, что советский народ не питает ненависти к финнам и что Финляндия втянута в войну с СССР на стороне Германии против своей воли. Это письмо потом распространяли в лагерях военнопленных и на фронте среди солдат и офицеров Красной Армии. Кроме того, изображение лейтенанта Ахблада очень часто встречается в фотолистовках 1941-го — начала 1942 года, когда он был чуть ли не единственным финским офицером, попавшим в плен.
244
Ahlblad, Pehr-Erik
Руководство лагерей обязано было регулярно в докладных записках в Москву отчитываться о проделанной идейной и культурно-массовой работе в лагерях. Судя по этим отчетам, в местах постоянного размещения военнопленных выпускались соответствующие стенные газеты и информационные листки. Кроме того, пленные принимали участие в самодеятельных концертах и спектаклях, устраивали музыкальные вечера и т. п.
Если говорить об антифашистской работе в лагерях, то стоит отметить, что наиболее полной информацией мы располагаем по Череповецкому лагерю НКВД № 158. В соответствии с отчетом о деятельности этого лагеря, за время его существования с финскими военнопленными было проведено:
собраний и митингов — 87;
докладов и лекций — 117;
конференций — 25;
политических бесед — 484.
Помимо этого, только в течение 1944 года финские пленные написали 67 обращений к военнослужащим финской армии (подписали 3800 человек), воззваний — 14 (1080 человек), листовок — 68 (подписали 704 человека).
Одновременно с этим наблюдался и рост числа «солидирующихся с антифашистским движением» финских военнопленных в Череповецком лагере. Если в январе их было 261 человек, то в октябре их количество выросло вдвое и составило 425 человек. Активистов было 27 человек.
По моему глубокому убеждению, рост числа антифашистски настроенных финских военнопленных был связан не столько с успешной пропагандистской работой политотдела лагеря, сколько с тем, что финнам предстояло возвращение домой. Пленные прекрасно осознавали, что их скорейшее возвращение на родину напрямую зависит от активности на разного рода собраниях и митингах. То есть финские военнопленные готовы были подписать любые обращения и воззвания, стать «солидирующимися с антифашистским движением», лишь бы ускорить возвращение домой.
Сегодня к таким пропагандистским акциям относиться можно по-разному. Но полагаю, что все это понятно, допустимо и вполне оправданно стремлением военнопленных скорее вернуться на родину. Более того, мы не вправе судить людей, исследуя проблему войны и военнопленных в теплом и светлом, отгороженном от мира кабинете. Даже попытавшись поставить себя на их место, мы вряд ли сможем установить те мотивы, которые двигали военнопленными при подписании пропагандистских листовок и обращений. Сами бывшие финские пленные отмечали, что большинство из них даже не особо обращали внимание на то, что они подписывают.
Во время обеих войн финские пленные в нарушение «Положений о военнопленных» 1939 и 1941 годов были лишены возможности переписки со своими родственниками. Более того, даже обмен списками военнопленных, что предусматривалось нормативными документами СССР, не осуществлялся, хотя в «положениях о военнопленных» 1931 года (ст. 42) и 1941 года (ст. 30) говорилось, что обмен списками пленных с иностранными государствами осуществляется при посредничестве Организации Красного Креста и Красного Полумесяца.
Уже в самом начале войны между СССР и Германией президент Международного комитета Красного Креста (МККК) д-р Макс Хубер (Мах Huber) направил правительствам этих стран телеграммы с предложением организовать обмен сведениями о погибших, раненых и пленных. 27 июня 1941 года. В. Мололтов принял это предложение от имени советского правительства С условием, что так же поступит и противник. Впрочем, тот же Молотов распорядился не отправлять этих списков и не отвечать немцам на их запросы. В свою очередь, 9 августа 1941 года немцы провели пропагандистско-показательную акцию, разрешив неофициальное (!)
245
П. Полян, 2002. С. 79.
17 июля того же года СССР при посредничестве Швеции сообщил, что de facto присоединяется к Гаагской конвенции 1907 года на условиях взаимности со стороны Германии. Власти Третьего рейха отклонили это предложение. После этого советская сторона потеряла всякий интерес к переговорам по этому вопросу, сочтя любую информацию о корректном обращении немцев с советскими пленными вредной, так как она могла способствовать росту числа последних [246] . Впрочем, насколько «корректным» и «гуманным» было обращение немцев с советскими военнопленными, широко известно. Более 3,5 млн погибших пленных — цифра, говорящая сама за себя.
246
П. Полян, 2002. С. 71.
В следующем, 1942 году, Макс Хубер от имени финского правительства вновь обратился к советским властям с предложением произвести обмен списками военнопленных. На этот раз президент МККК напоминал, что Советский Союз признал Гаагскую конвенцию и Женевскую конвенцию о раненых и больных 1929 года [247] и обязан выполнять положения этих международных документов на основе взаимности [248] . При этом Красный Крест готов был взять на себя роль посредника в деле передачи списков советских военнопленных в обмен на списки финских пленных. Однако Советский Союз ответил очередным отказом.
247
М. Хубер упоминает именно эти две конвенции, а не Женевскую конвенцию 1929 г. о военнопленных, так как ни СССР, ни Финляндия не подписали ее. И напротив, признавали действующими на своей территории положения первых двух международно-правовых документов.
248
В. Конасов. Судьбы немецких военнопленных в СССР: дипломатические, правовые и политические аспекты проблемы. Вологда, 1996. С 106.
Впрочем, нельзя говорить, что СССР был так категоричен в своем упрямстве. По инициативе УПВИ НКВД при Исполкоме Союза Красного Креста и Красного Полумесяца СССР была создана информационная служба по иностранным военнопленным. В конце 1942 года при посредничестве МККК в Германию, Венгрию и Румынию были отправлены свыше 24 тысяч писем. Три тысячи открыток через Турцию попали в Германию, вызвав у родственников форменный переполох. В ответ получено около 11 тысяч посланий. В 1943 году было достигнуто соглашение с Румынией об обмене корреспонденцией, и оттуда в лагеря стали приходить письма. Однако неверно предполагать, что СССР заботился о соблюдении права военнопленных на переписку. Тем более что ни одно из них не было доставлено адресату — они оседали для хранения в недрах НКВД и подшивались к личному делу пленных. Таким образом, налицо явно пропагандистские акции, цель которых — вызвать у родственников и близких военнопленных недоверие к своим органам власти, сообщавшим о гибели их родных, опровергнуть слухи о том, что в СССР убивают и мучают пленных, и, в конечной степени, создать атмосферу недовольства действиями правительств и изменить отношение гражданского населения к войне.