Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки
Шрифт:
Об этом же рассказывал военнопленный Никкенен Ойво (Nikkinen Oiva), 1917 года рождения:
«Нам, солдатам, офицеры говорили: "Лучше покончить жизнь самоубийством, нежели попасть в плен Красной Армии" Когда троих солдат и одного младшего командира (в том числе Никкенена) взяли в плен, то один из них покончил жизнь самоубийством. «Теперь же он сам убедился в противоположном отношении Красной Армии к военнопленным, понял, «как клеветали офицеры на Красную Армию» [223] .
223
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 35.
Не думаю, что это явление было «массовым» среди солдат финской армии, хотя, вероятно, отдельные случаи были. В противовес этому мы располагаем большим количеством документов и воспоминаний бывших военнослужащих
В доверительных беседах с этой группой военнопленных представители НКВД получали также первичную информацию о советских пленных, содержавшихся в Финляндии. Так, 2 марта 1940 года военнопленный Исай К. Ойтинен (имя искажено, правильно — Oittinen Iisakki. — Д. Ф.) показывал:
«Нужно предупредить Красную Армию и военно-воздушный флот, чтобы напрасно не бомбардировали «Утый» аэродром, около ст/анции/ «Уты» (Utti) ввиду того, чтобы там находятся военнопленные Красной армии. Это место расположено от аэродрома по шоссейной дороге к местечку Коувола (Kouvola) 4 километра» [224] .
224
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 71.
В арсенале идеологической работы были постоянно устраивавшиеся лекции о международном положении и ходе боевых действий, беседы о внутреннем положении в Советском Союзе и его борьбе с международной реакцией. Об интенсивности этой работы можно судить по упоминавшейся нами выше докладной записке в УПВИ НКВД СССР за январь 1940 года. Начальник Грязовецкого лагеря, в частности, докладывал:
«В январе проведено С военно-пленными всего 16-ть читок и бесед на следующие темы:
а) Война в Европе и взаимоотношение СССР с Прибалтийскими государствами. Проведено 4 беседы, присутствовало 132 человека.
б) Мирные предложения СССР и позиция бывшего правительства Финляндии. Проведено 3 беседы, присутствовало 132 человека.
в) Материалы ХVIII съезда ВКП (б). Проведено 2 беседы, присутствовало 54 человека.
г) Проведено читок газет по текущим событиям — 7, присутствовало 132 человека.
Политические настроения пленных.
Рядовой состав (резервисты) настроены демобилизационно: «Скорее бы кончилась война». Сочувственно относятся к демократическому народному правительству Финляндии» [225] .
225
Там же, л. 14.
Беседы с военнопленными тщательно фиксировались, и на их основании печатались листовки-обращения финских военнопленных к солдатам финской армии. В них говорилось О хорошем обращении с финнами в плену. Этот тезис был в ряду главных содержавшихся в листовках призывов прекратить сопротивление и переходить на сторону правительства Куусинена и Финской Народной армии (ФНА).
На беседах военнопленные наиболее часто задавали следующий вопрос с каким правительством будет заключен мирный договор, со старым или с правительством Куусинена? Лагерные пропагандисты Зимней войны, как уже отмечалось, так старались очернить Маннергейма, что многие сочувствовавшие СССР не понимали, как можно подписывать договор со старым правительством Финляндии. Обманутые люди недоумевали:
«Как это можно, чтоб этот прохвост Маннергейм и ему подобные остались в правительстве, если они так обманули финский народ и являются агентами Английской и Французской буржуазии. Они пожимают плечами и говорят, что какое угодно правительство, но не Маннергейм» [226] .
Автору этого высказывания как бы вторил военнопленный Ляявяри [227] , который говорил, что раз заключен после войны мирный договор, «Красная Армия не довела до конца начатое дело, не освободила финский народ, а стало быть, не подтверждается политика СССР о построении коммунизма» [228] .
226
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 79.
227
Laavari Toivo Aatos, 28.12.1921 Jaakima.
228
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, лл. 79–80.
Однако основную массу военнопленных не интересовали судьбы мирового коммунизма. Их умы занимали прежде всего вопросы собственного существования, послевоенного мирного труда в Финляндии. Их политические симпатии были довольно просты: «Нам бы работа и хлеб, а кто будет управлять страной, все равно. Раз правительство приказывает воевать, мы поэтому воюем» [229] .
Тем не менее некоторые военнопленные понимали, что послевоенный мир, в котором им придется жить, будет несколько иным. Они полагали, что победитель в этой войне, а им все же, по их мнению, будет СССР, навяжет Финляндии новые условия существования, неравные отношения во взаимоотношениях двух соседних стран. Такие неравнодушные, но плохо разбиравшиеся в развитии современной им истории задавали на беседах следующие вопросы: будут ли выселять финнов с территории, которая после войны отойдет к Советскому Союзу; кто станет создавать в Финляндии колхозы; защитит ли правительство СССР бывших финских военнопленных, если их начнут притеснять в Финляндии; примет ли таких военнопленных СССР, если они решатся перебежать в Советский Союз; можно ли записаться в Финскую Народную армию. Людей интересовали также вопросы взаимоотношения СССР с Прибалтийскими государствами и в этой связи возможность установить переписку с родственниками через Эстонию или Латвию.
229
Там же, л. 36.
В указанном нами перечне вопросов не случайно прозвучала тема Финской Народной армии. В этом отразилась реакция на усилия политического руководства лагерей по пропаганде создания воинских формирований из финских военнопленных. Но из-за скорого прекращения войны эта сложная задача не была выполнена. Хотя в докладной записке из Грязовецкого лагеря в УПВИ НКВД СССР от 29 февраля 1940 года старший инструктор политотдела УПВИ, батальонный комиссар Лисовский подчеркивал, что у некоторых пленных из рядового состава есть желание вступить в ФНА. Однако необходимо отметить, что политотдел все же был недостаточно оперативен в своей работе среди военнопленных. Дело заключается в том, что материалы на финском языке, призывающие пленных вступать в ФНА, прибыли в лагерь с явным опозданием — 4 марта 1940 года, то есть когда правительство Куусинена фактически прекратило существование. Комиссар УПВИ НКВД Нехорошев направил в Грязовецкий лагерь следующие документы: 1. Декларацию народного Правительства Финляндии — 2 экземпляра; 2. Договор о взаимопомощи и дружбе между СССР и Финляндской Демократической Республикой (ФДР) — 3 экземпляра; 3. Карта Финляндии, составленная по договору, заключенному между СССР и ФДР, — 3 экземпляра; 4. Обращения солдат и начсостава 1 корпуса ФНА к солдатам финской белой армии (так в тексте. — Д. Ф.) — 2 экземпляра; 5. Обращение бойцов РККА Ленинградского военного округа к солдатам финской армии — 50 экземпляров; 6. Лозунги различного содержания — 14 экземпляров (7 наименований).
Необходимо заметить, что пропагандистская работа с военнопленными была малоуспешной в том числе и потому, что среди политических инструкторов не хватало людей, владевших финским языком.
Работа велась и с офицерами, и с членами шюцкоровской организации. Если в январе 1940 года в Грязовецком лагере из 99 человек военнопленных были 27 шюцкоровцев (27,2 %): 3 офицера, 12 человек младшего командного состава и 12 рядовых, то в апреле из 600 военнопленных содержались уже 72 члена шюцкоровской организации (12 %). Но, конечно, значительное сокращение шюцкоровцев нельзя расценивать только как успех идеологического воздействия на людей. Простое количественное увеличение военнопленных, следуя советской терминологии, «иной политической принадлежности», неминуемо ведет к сокращению числа шюцкоровцев. Об этом свидетельствуют цифры, приведенные в «Сводной строевой записке Грязовецкого лагеря НКВД военнопленных финской армии за период с 20.12.39 по 22.5.40 г.» [230] .
230
РГВА, ф. 1п, оп. 2е, д. 17, лл. 91–94. См. Приложение «Партийность».