Советско-польские переговоры 1918–1921 гг. и их влияние на решение белорусского вопроса

Боровская Ольга

На основе принятого 13 ноября 1918 г. постановления ВЦИК об аннулировании Брест-Литовского мирного договора Красная Армия начала постепенно продвигаться на запад, занимая следом за германскими войсками белорусские земли. Командующий Западной армией А. Е. Снесерёв отдал приказы от 9 и 13 декабря 1918 г., в которых Красной Армии ставилась задача выйти на линию Вильно – Гродно – Мосты – Лунинец – Пинск и врываться в этнографические границы Польши [267, с. 78]. Руководство РСФСР считало, что, если советские войска остановятся на данной линии, то не нарушат этническую границу Польского государства. В феврале 1919 г. А. А. Иоффе настойчиво рекомендовал Г. В. Чичерину принять все меры против вторжения в бесспорно польские области («Конгрессувка»), что может быть расценено польской стороной как непосредственная причина для военного конфликта [32, л. 11–11 об.].

Польские же власти видели ситуацию с другой стороны. Установление советской власти в Беларуси и размещение на ее территории частей Красной Армии уже были расценены польской стороной как оккупация польских территорий. В ноте Министерства иностранных дел Польши от 30 декабря 1918 г. польское правительство обвинило большевиков в проведении «агрессивной и империалистической политики». Министр иностранных дел Л. Василевский заявил, что нахождение Красной Армии на белорусских

землях затрагивает жизненные интересы поляков и в связи с этим, предупреждал о готовности польского правительства «охранять вооруженным путём неприкосновенность территорий, населённых польской нацией, против вторжения войск русского Советского правительства» [78, с. 17]. Польские власти отказывались установить дипломатические отношения с РСФСР и признать национальные советские республики, которые были созданы в конце 1918 г. – начале 1919 г. в Беларуси, Украине и Прибалтике.

2-5 января 1919 г. в Варшаве находилась дипломатическая миссия В. Ястрежебского с целью установления товарооборота между РСФСР и Польшей. Неофициальные встречи с министром работы и социальной защиты Ю. Ивановским и министром иностранных дел Л. Василевским не дали желанных результатов. Предложения Я. Ястрежебского об обмене каменного угля на кокс, покупке цинка и металлической посуды оказались не выгодными для польской стороны по причинам внешнеполитического характера. Занятие Красной Армией Вильно, ее столкновение с отделениями Самообороны Литвы и Беларуси стали основой для выставления польской стороной обвинения в агрессивных намерениях Советской России и в ведении «неофициальной войны» [438, s. 19]. Но в итоге неформальных переговоров с представителями ЦК ППС В. Ястрежебскому было поручено передать народному комиссару иностранных дел Г. В. Чичерину о своей готовности вести неофициальные переговоры с советской стороной, однако, при условии «признания СНК РСФСР независимости Польши, созыва Учредительного Собрания при Съезде Советов рабочих депутатов в Литве для самоопределения Литвы; обещания не вторжения Красной Армии в границы Польши» [438, s. 20].

Напряженность отношений между сторонами вылилась в агрессивные действия против членов российской делегации общества Красного Креста. На территории Высоко-Мазовецкого уезда в январе 1919 г. часть этой делегации была убита польскими солдатами. Дело приобрело огромное общественное и международное звучание, на страницах периодической печати неоднократно обращалось внимание на этот вопрос. Однако, несмотря на незавершенность процесса расследования, вся ответственность возлагалась на польскую сторону. Советское же руководство в ответ на эти противоправные действия, интернировала членов делегаций Регентского Совета и Комиссии по делам военнопленных [216, с. 13–14]. Именно по этим причинам в рядах польского руководства появилась идея по направлению специальной миссии, что будет действовать под прикрытием решения вопросов общества Красного Креста (обмен военнопленными, решение дела миссии Российского общества Красного Креста). В Министерстве иностранных дел Польши не было больших споров по вопросу кандидатуры руководителя этой миссии. Во главе ее был поставлен А. И. Венцковский, который имел неплохие связи среди советской политической элиты, был хорошо знаком с российским социалистическим движением. Внешнеполитическое ведомство Польши предписывало руководителю «вступить в отношения с советским правительством по различным вопросам, поднятых последним, которые находятся в интересах двух правительств и которые необходимо в скором времени решить» [78, с. 68–70]. В свою очередь, вместе с официальными полномочиями А. И. Венцковскому было вручено письмо-предложение ЦРК ППС в адрес ЦК РКП (б), в котором рассматривалась в качестве вероятной плебисцитарная альтернатива. Именно проведение голосования среди местного населения спорных территорий, в том числе и белорусских земель, станет возможным средством предотвратить военный конфликт и стать мирным способом решения территориальных споров между сторонами.

Согласно мнению Ю. Ю. Мархлевского, истинной причиной миссии А. И. Венцковского была «необходимость реабилитировать себя перед мировой общественной мыслью в связи с инцидентом с миссией Красного Креста» и «замаскировать свои захватнические планы, возбудить надежды на мирное решение конфликта» [283, с. 129–130]. Хотя в польской историографии существует противоположная точка зрения, согласно которой миссия А. И. Венцковского имела своей целью «достигнуть компромисс между сторонами и таким образом способствовать мирному решению спорных вопросов» [420, s. 127–128]. Основой для строительства последнего тезиса выступают предложения ЦРК ППС к ЦК РКП (б), которые были представлены советскому руководству А. И. Венцковским, об «установлении границы на основе самоопределения населения спорных территорий путём полного вывода посторонних войск и проведения голосования на условиях полной свободы» [438, s. 33]. Советское руководство накануне переговоров имело надежды решить мирным путем все спорные вопросы, в том числе «территориальные споры» с правительствами советских республик Литвы и Беларуси, «к которым мы имеем намерение обратиться с предложением наших услуг с целью помочь решать эти вопросы» [420, s. 127–128] и создать смешанную комиссию из представителей Литвы, Беларуси и Польши [438, s. 114–115]. В качестве спорных территорий между Польшей и Беларусью советское руководство признавало только пограничные земли: Белостокский и Бельский уезды Гродненской губернии [15, л. 4]. Руководство же ЛитБел ССР, предлагая мирно решить вопросы путем организации голосования, в качестве спорных территорий называло только Белостокский уезд Гродненской губернии.

Специальная миссия А. И. Венцковского через Гродно – Меречь – Вильно прибыла 15 марта 1919 г. в Москву и представила правительству РСФСР материалы следственной комиссии по вопросу убийства членов Российского общества Красного Креста. К делу встречи польской делегации советское руководство отнеслось чрезвычайно серьезно, для ее сопровождения был представлен эскорт во главе с С. С. Пестковским и И. М. Митюровым, возникло опасение, что «повстанцы не застрелят её из-за мести по причине расстрелов в Польше» [13, л. 6–7]. Таким образом советская сторона ликвидировала любую возможность сбора А. И. Венцковским и другими членами миссии какой-либо информации о Советском государстве, которую можно использовать против нее в военных целях. Так, народный комиссар иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерин в письме к В. С. Мицкевичу-Капсукасу от 11 февраля 1919 г., обращая внимание на хорошую осведомлённость польского представителя («личность, которая долгое время проживала в России»), приказал создать во время его проезда через литовские и белорусские земли условия «исключительной возможности сообщения о нашем военно-политическом положении» [13, л. 8].

13

марта 1919 г. Г. В. Чичерин «под большим секретом» сообщал А. А. Иоффе о том, что он на несколько дней отъезжал в Петроград, где произошла его встреча с начальником политического отдела американской мирной делегации в Париже У. Буллитом. Он являлся поверенным представителем В. Вильсона и Д. Ллойд-Джорджа, которые без согласия со стороны Франции желали обсудить с советским руководством территориальный вопрос и заключить соглашение, которое было бы приемлемым для двух сторон. У. Буллит передал требование об остановке военных действий и желание созвать конференцию. При этом «правительства продолжают владеть той территорией, которая им подчинялась на момент провозглашения перемирия, до того времени, до того момента пока не изменят путём голосования или восстания» [32, л. 27]. В ответ Г. В. Чичерин требовал, чтобы на конференции было отдельно выделено, какими землями и полномочиями будет владеть каждое правительство. Антанта согласилась вывести свои войска с территории бывшей Российской империи при условии уменьшения количества советских войск. В итоге, 12 марта 1919 г., после принятия У. Буллитом некоторых изменений, был выработан проект окончательного соглашения, которое советское правительство было обязано принять, если оно будет предложено до 10 апреля 1919 г. Согласно проекту, предусматривался созыв специальной конференции для заключения договора на основе установленных ранее условий, а именно: стороны, которые воюют на территории бывшей Российской империи, отказываются от идеи полной ликвидации один одного, сохраняют в своем распоряжении земли, которые в данный момент им подчиняются. При этом население этих территорий имеет право изменить политический строй. С Советской России будет снята экономическая и политическая блокада, между сторонами должны быть установлены дипломатические отношения. Антанта брала на себя обязательство не оказывать какой-нибудь помощи сторонам, которые воюют против Красной Армии. Предусматривалось проведение политической амнистии [32, л. 28].

Однако, данный проект так и остался на бумаге. Изменения военно-оперативного положения на фронтах Гражданской войны: успешное продвижение войск А. В. Колчака на Восточном фронте стало причиной отказа руководствам Великобритании и США от реализации на практике условий выше указанного соглашения.

15 марта 1919 г. от А. А. Иоффе на адрес Г. В. Чичерина поступило письмо, в котором представитель НКИД РСФСР в Литве и Беларуси советовал срочно «принять указанное Вами соглашение (предложенное У. Буллитом), так как «фактически» территории быстро теряются: вчера был взят Слоним, угрожают Барановичам, взяты Шавли, угрожают Поневежу… Если начать, то нам было бы очень важно, чтобы занимаемая нами сейчас часть Литвы и Беларуси оставалась за нами. Я бы советовал форсировать это». Несмотря на начало польского наступления, советское руководство стремилось удержать за собой хоть и небольшую часть литовско-белорусских земель, до того момента, пока не будет установлен так называемый статус-кво, предложенный У. Буллитом. Самостоятельный статус ЛитБел ССР должен был при этом решить вопрос о судьбе этих территорий, и передать их в подчинение Советской России. Именно поэтому во время встречи в Москве с А. И. Венцковским советское руководство любыми способами стремилось выставить ЛитБел ССР в качестве самостоятельного государственного образования, которое станет проводить переговоры с Польшей по спорным территориям. Это становится ясным и из письма А. А. Иоффе к Г. В. Чичерину 8 февраля 1919 г., где упоминалось о его встрече с комиссаром по делам искусства и польских древностей при Ликвидационной комиссии Регентского Совета профессором С. Дыбычинским. Последний должен стать посланником к польскому руководству с целью решения многочисленных вопросов, которые лежат в сфере советско-польских интересов, в том числе «передать о нашем желании по соглашению с непосредственными соседями Польши – Беларусью и Литвой, чтобы избежать кровопролития» [32, л. 11—11об.].

Далее в этом письме А. А. Иоффе к Г. В. Чичерину читаем: «Надеемся, что в переговорах с Венцковским вы будете отвергать любые переговоры о Литве и Беларуси, ссылаясь на самостоятельность этой республики. В противном случае не имело смысла играть всю эту комедию» [16, л. 29]. Снова возникает много вопросов. Какую «комедию» имел в виду А. А. Иоффе? Скорее всего, тут речь шла о создании ЛитБел ССР.

Получается, что советское руководство планировало заключение договора между Польшей и ЛитБел ССР, который решал все спорные территориальные вопросы между сторонами. Наиболее вероятно, что заключение предварительного соглашения должно было произойти во время встреч Чичерина-Венцковского в конце марта – начале апреля 1919 г. в Москве. Однако, имел ли польский уполномоченный необходимые полномочия? Во всех официальных документах указывалось о полномочиях А. И. Венцковского на решение вопросов, которые лежали в сфере интересов Красного Креста, а также «по делу освобождения арестованных членов Регентского Совета и убийства членов Российского общества Красного Креста» [438, s. 27]. Вообще, миссия А. И. Венцковского воспринималась советским руководством как средство предотвращения начала военных действий с Польшей, «чтобы не создать себе еще одного нового фронта», с целью «передышки с польской стороной» [32, л. 18].

После ознакомления с представленными документами, советское руководство освободило часть интернированных лиц, была создана смешанная советско-польская комиссия по решению дела заложников, в состав которой входили по три представителя от каждой стороны. Однако, А. И. Венцковский высказался категорически против привлечения прямо или косвенно к делу советско-польских переговоров представителей ЛитБел ССР. Во время встречи с Г. В. Чичериным он высказал сомнение относительно легитимности советской власти на территории Литвы и Беларуси («нашествие московских коммунистов», «самочинное правительство») [32, л. 33]. Народный комиссар иностранных дел всячески стремился убедить польского представителя, что ЛитБел ССР – это самостоятельное государство, связанное федеративными связями с РСФСР. При этом отмечал о наличии «провинциальной местной власти с широкими полномочиями» в Минске, которая не является «частью правительства» [32, л. 33]. Тем самым подчеркивалась некоторая самостоятельность Минского губернского комитета, его неподконтрольность СНК ЛитБел ССР. Так, по словам В. Г. Кнорина Минский губернский комитет «плохо связывался с руководящими органами республики в Вильно, часто оглядывался на Москву, предпринимая сепаратные от своего центра шаги» [112, с. 54]. При этом литовские политики в правительстве ЛитБел ССР достаточно либерально смотрели на эти проявления сепаратизма. Таким образом, признавая отличия Минщины от остальных регионов республики и соглашаясь с ее «независимостью», литовские деятели в правительстве ЛитБел ССР по существу ставили точку в дискуссии о принадлежности территорий, которые лежали на запад от границ Минской губернии. Эти земли они считали исключительно литовскими.