Совок 11
Шрифт:
Я закрыл дверь на один замок и начал осторожно спускаться вниз.
По всему выходило, что я переоценил второго топтуна. Старшим в их группе был опер, а он меня заверил, что его напарник будет ждать его, не выходя из машины. Которая, к слову, должна стоять у торца дома, чтобы ни из какого окна я не смог её разглядеть. Что ж, разумно, я тоже не стал бы светить транспорт и своего подельника без особой на то нужды.
Дверь в подъездный тамбур так и осталась закрытой. Это был самый опасный участок моего маршрута. Сгруппировавшись и взведя курок «нагана», я
Моя предосторожность оказалась излишней, никого в тамбуре не было. Выдохнув, я осторожно и всего на два пальца приоткрыл выходную дверь и, насколько смог, огляделся. Перед ней и справа так же никого не было.
Я шагнул за дверь, чтобы быстро осмотреться по сторонам и сместиться в темноту за гаражи. В этот раз присесть я постеснялся и потому свет в моей голове померк. Но боль от удара по ней я всё же успел прочувствовать в полной мере.
Глава 15
Сначала в голове появились невнятные голоса. И только потом я начал воспринимать этот недобрый ко мне мир зрительно. Ну да, всё как обычно, меня же опять долбанули по башке. По всему выходило, что я в очередной раз нахожусь во власти медицины и, скорее всего, в сей конкретный момент валяюсь в салоне «скорой помощи». Мыслительный орган гулко шумел изнутри, а затылок вдобавок еще и противно саднило. Мне удалось потрогать его непослушной рукой и по его тугой шершавости под пальцами сразу же стало понятно, что черепушку мне обильно обмотали бинтом. Всё привычно и, можно сказать, традиционно. Вот только на хер бы такую привычку и такие традиции! Опять эта досадная, хоть и временная, но нетрудоспособность! По всему выходит, что без больнички и в этот раз мне не обойтись. Как же это некстати!
Это печальное обстоятельство меня огорчило. Но в то же время оно и порадовало. Так как это моё присутствие в «скорой» и оказанная мне медпомощь, были вестью благой! Означавшей, что я не в плену у злобных корешей покойного Лунёва. И, что мне не придётся изображать перед ними много знающего мальчика для битья. С последующей моей обязательной утилизацией. Утилизации неминуемой! Независимо от того, буду я с ними откровенным или же останусь в их памяти молчаливым партизаном.
— Как вы себя чувствуете? — загородив головой не шибко яркий плафон, склонился надо мной незнакомый мужик средних лет. — Говорить можете?
— Я вас прошу, выйдите отсюда! — раздался откуда-то справа требовательный женский голос, — Вы же видите, у пострадавшего черепно-мозговая травма! Нам необходимо в полной мере оказать ему неотложную помощь! Пожалуйста, не мешайте нам работать!
— Да работайте вы себе на здоровье! — не хотел сдаваться настырный мужик, — Я тоже здесь не развлекаюсь! Вы делайте свою работу, а я буду делать свою! Ты как, Корнеев? Скажи мне, ты, вообще, слышишь меня? Говорить можешь?
— Слышу… Могу… — после паузы, и не без натуги согласился я, — А вы, собственно, кто?
Мужик, не тратя слов, достал из нагрудного кармана пиджака
— Я от Григория Трофимовича, — негромко проронил он, — Ты понял, про кого я, Корнеев? Не забыл еще Григория Трофимовича?
Так и не назвав фамилии Севостьянова, с сомнением спросил московский гэбист. И еще ближе наклонился к моему лицу. Похоже, он не был в полной уверенности относительно моей повреждённой и перебинтованной разумности.
Если верить установочным данным из удостоверения комитетчика, звали его Башкировым Геннадием Сергеевичем. И числился он по какому-то из Главков центрального аппарата КГБ СССР. По какому именно, рассмотреть я не успел или же просто не запомнил. Полноценному восприятию окружающей действительности мешало посттравматическое скудоумие и шумный туман в голове.
— Да, я понял, про которого… Нет, не забыл, — сосредотачиваясь на каждом слове, медленно отвечал я по пунктам, — Вы спрашивайте, товарищ подполковник, говорить я в состоянии.
— Ну и отлично! Скажи, ты знаешь, кто тебя приголубил? — неодобрительно косясь куда-то вбок, взялся за мой опрос москвич. — Видел кого-то? Описать сможешь?
— Не видел… Меня же по затылку стукнули, — медленно и по-прежнему негромко проговорил я, — Но я и так знаю, кто это. Вы в адрес ко мне поднимались? Там человек должен быть. Связанный.
Внучатый племянник железного Феликса какое-то время вглядывался в моё лицо и молчал.
— Поднимались, пусто там. Дверь в квартиру оказалась открытой. И и не было там никого! — раздраженно отмахнулся от кого-то, находящимся за моим изголовьем, посланник от Севостьянова, — Я одного не понимаю, Корнеев, ты какого черта на улицу вышел, почему наряда не дождался? Тебе же велели сидеть и ждать!
Ни оправдываться, ни препираться с логично мыслящим чекистом мне сейчас не хотелось. На это у меня просто не было сил и интеллект был подорван преступностью. Тем более, что даже теперешним своим контуженным рассудком я понимал, что, действительно, мною была совершена непростительная глупость. Надо было сидеть дома, сторожить пленного. И носа из квартиры не высовывать до появления подмоги. Опять не в меру амбициозный юноша проклюнулся в мудром сознании старого опера и натворил глупостей. Очень не ко времени, надо сказать, он проявляется. И почти после каждого такого проявления у меня нестерпимо болит голова.
Минут за пятнадцать общения со столичным варягом, в моей голове сложилась относительно внятная картинка. Со слов чекиста выходило, что экипажи ГАИ и патрульно-постовой службы к моему дому прибыли первыми. Менты оказались шустрее чекистов на несколько минут. Быть может, потому, что дежурный по областному УВД самолично наскипидарил их по рации. Сделал он это с руководящим энтузиазмом и очень качественно. И ровно по этой же причине они влетели во двор с полной иллюминацией, и со всеми имеющимися звуковыми сигналами.