Совок 13
Шрифт:
Если духовные окормители не врут, то за Моисеем евреи таскались по голодной пустыне аж долгих сорок лет. Дебилы они, конечно! Даром, что евреи…
Но всё-таки, хоть и слабаки они, но не совсем бараны! Уж я-то теперь абсолютно точно знаю, что мы, в отличие от них, проплутаем много больше ста лет. И хер его еще знает, когда дойдём до счастливого финиша. И дойдём ли…
Так же следует отметить, что они, эти ушлые сыны израилевы, хотя бы ни на кого по пути не залупались и потому их пейсатые головы под чужой топор не попали. Хрен его знает, почему. Может, потому, что Моисей их ни на кого не науськивал? Или же им просто повезло и на их дороге кровавых жидобандеровцев не оказалось? А, может, от того, что не такие уж они и дебилы, эти хитрожопые евреи и не
А мы, которые гомо советикус, мы, понятное дело, круче любых иудеев! Мы с самого первого дня после торжества Ленина и Троцкого в семнадцатом, с кем-нибудь, да обязательно срёмся, и воюем. Не уставая и не переставая. И отовсюду нас гонят ссаными тряпками. То Польша, то Испания, то Финляндия. Или сраный Вьетнам, с еще более сраным Афганистаном. В котором нам тоже наваляли по первое число. А в нагрузку торжественно напутствовали обильным наркотрафиком. Видимо, в благодарность за вложенные в этот долбанный Афган миллиарды золотовалютных рублей и почти пятнадцать тысяч жизней молодых парней.
Всех стран, где мы отметились своей и чужой кровью, не перечесть, ибо нет им счета. Мы очень душевно поём «Хотят ли русские войны?» и, тут же, не прекращая песни, непрерывно со всеми воюем. Кругом у нас интернациональные долги и всюду мы суём свои пальцы в чужие розетки. На халяву строим муслимам ГЭС, дарим им танки, самолёты и прощаем долги на сотни миллиардов долларов. И везде мы исключительно за мир, и только за правду. Мы всех готовы убить. Разумеется, из самых добрых побуждений. За мир во всём мире и за всеобщее счастье. О котором нас почему-то никто не просит. За исключением банановых царьков, в чьи карманы и текут наши деньги. Льём кровушку, пока весь нормальный мир просто живёт и этой своей сытой, и нормальной жизни весело радуется. И успевает еще гвозди с трусами, мобильниками, и «Мерседесами» для нас клепать. Самим-то нам этой ерундой заниматься некогда, мы же глобальным делом заняты.
Впрочем, мобильников пока еще у них и у самих нет. Ну, зато мы сейчас зерно из Канады и от проклятых пиндосов завозим. Одними-то лозунгами сыт не будешь, а, чтобы ударными темпами строить коммунизм, жрать всё же что-то надо. И желательно, чтобы жрать каждый день. Опять же ракеты и балет. Таки да, есть, чем гордиться.
Блин, а ведь от этих послезнаний мне гораздо больше горя, чем просто от моего большого ума! Всё же прав Дергачев, надо как-то соорганизоваться и уже научиться держать себя в руках. Ибо недюжинный лейтенантский умище в совокупности со знаниями из прошлой жизни, нет-нет, да и ввергают меня в нехорошие мысли. И дают повод задуматься. Провоцируя на разные лирические отступления. Тоже нехорошие. И это меня совсем не радует. Скорее, наоборот, этоменя расстраивает. А на фига тогда мне оно надо, это умственное и, не побоюсь этого слова, душевное расстройство? Собственные нервы, они по-любому завсегда дороже и без особой нужды расчесывать их не след. Не понаслышке знающему, каким оно будет, это гнусное продолжение неудачного ленинского эксперимента над людями, мне всё же придётся со всем этим как-то смириться и соседствовать. Оно понятно, что будет тошно и противно. Но и продлевать агонию ленинизьма я уж точно не буду! Идеальное средство от зубной боли, это зубной кабинет. Уж лучше ужасный конец неудавшейся троцкистско-бланковской авантюры, чем тот же ужас, но только без конца. А это означает, что придётся мне, стиснув зубы и беззвучно матерясь сквозь них, тянуть лямку до несбыточно светлых времён. Когда наступит неминуемая и оглушительная победа наших, до боли родных и скрепоносных ОГПУ-НКВД-ВЧК. Победа над проклятым империализмом, над злобными пиндосами, а так же над презренной гейропой. А заодно и над всем остальным, по-свински неблагодарным, миром. За сто двадцать лет так и не выразившего нам своей признательности должным образом. За предостерегающую и наглядную демонстрацию совкового садо-мазо. Это ведь благодаря нам они, твари зажравшиеся, абсолютно точно знают, как не надо жить, чтобы жить, как люди.
— Эй! Ты меня слышишь? — пробился в моё сознание окрик
Кроме сочувствия, в глазах деда я ничего не заметил. Знал бы он, какие мысли меня только что одолевали, он бы мне, не медля, другой пансионат организовал. Тоже с трёхразовым питанием, но уже более диетическим.
— Спасибо, товарищ генерал! Я бы и рад, но у меня сроки по делам горят, а скинуть эти дела с уже съеденными сроками на коллег, было бы большим свинством с моей стороны! Но я вам очень благодарен, спасибо! — от души повторил я, удивляясь проявленной ко мне человечности.
Может, это тоже характерная деталь этой эпохи и забота о человеке здесь не пустой звук?
— Ну как знаешь! — не стал настаивать Севостьянов, — Да, ведь ты мне так и не ответил, лейтенант, насчет Эльвиры! Она скоро родит и родит, насколько мне известно, от тебя. А ты тут за какого-то тестя хлопочешь. Ты же хлопочешь? Поясни мне, пожалуйста, как это понимать?
Я задумался, не торопясь с ответом. Меня уже начало напрягать педалирование дедом этой темы. Какое ему дело до моих отношений с Эльвирой? Сам, что ли свои стариковские слюни на неё пускает? Седина в бороду, а бес в ребро?
— Да ты не хмурься и зубами на меня не скрепи! — глухо пробурчал дед.
По всей вероятности, этот старый лис всё, что за несколько секунд промелькнуло у меня в уме, безошибочно срисовал с моих глаз. Мне бы такие способности!
— Эльвира для меня не чужая, она мне, как дочь. Сам-то я уже восьмой год один живу. Родная дочка с внучками и мужем погибли. А жена еще раньше померла. Только работой и спасаюсь. Слава богу, наверху меня ценят и в отставку пока не гонят. Сдохну я на пенсии, Серёжа. Знаю точно! В первый же год отнесут и закопают.
У меня камень свалился с души. Еще одной гнилой проблемы в мою жизнь не добавилось. При моих способность их наживать, это уже хорошо. Но глаза Севостьянова по-прежнему источали вопрос и я пустился в осторожные объяснения.
— Не хочет Эльвира за меня замуж! — неохотно начал я пускать деда в свою интимную жизнь, — Звал, но она отказала. Говорит, что слишком большая разница в возрасте. А Наталью, которая дочь Сергея Степановича Копылова, она с рождения знает. И вроде бы не против наших с ней отношений. Эля с её матерью дружит. Уж как-то так получилось, я сам недавно узнал! — я неопределённо пошевелил плечами, показывая, что и сам такому кунштюку не шибко рад.
Я умолк, а дед Григорий, не стесняясь, меня рассматривал. Минуты две или три. И тоже молчал.
— Ты, вот, что, Корнеев! Ты смотри мне, ты Элю не бросай! Понял меня? — наконец прервал он тяжелую паузу, — Она девка хорошая. Извини, Серёжа, но ты еще дурак дураком и по своему малолетству понять не способен, насколько она хорошая! Добрая она! Это только снаружи кажется, что она непробиваемая. А на самом деле всё по-другому! Хрен с ним, с этим Копыловым, если не полная он сволочь, то поспособствую. Но Эльвиру ты не обижай!
Какое-то время мы с Григорием Трофимовичем еще поговорили о Клюйко. Осторожно и в общих чертах. Дед, слава богу, границ не переходил и в душу не лез. Мне пришлось клятвенно пообещать, что отношений с Эльвирой я обрывать по своей инициативе не буду. Да я, собственно, и сам этого делать не собирался.
Потом он начал меня расспрашивать про Матыцына и про шайку пидарасов из драмтеатра. Про их перекрёстные связи и про прочие голубые частности. Я рассказывал, а он с каменным лицом всё это слушал. Как я и предполагал, хищение занавесочной мануфактуры его интересовало гораздо меньше, чем содомия ответственных партработников области. Еще короче были его вопросы про «ликёрку». Насколько я понял, белых пятен для москвичей там было немного. Вопросов, касающихся бывшего замнача городского ОБХСС Никитина и вовсе не последовало. В общем, к моей радости, всё оказалось не так плохо, как мне думалось. Хотя, еще не вечер, и кто его знает, что будет завтра или через неделю?!