Совпадения случайны
Шрифт:
На тот момент бегство казалось мне единственным выходом. Я сделала несколько неуверенных шагов в выбранном направлении. Затем пошла быстрее и быстрее.
Впереди у обочины стоял автомобиль. Я подумала, что он брошеный, но едва приблизилась, меня ослепили его "противотуманки".
"Это знак! — сказал мой внутренний голос. — Бегство тебе не поможет! Куда бы ты не убежала, воспоминания об этой ночи будут преследовать тебя до конца жизни. Вернись домой и будь сильной!"
Я прислушалась к нему. Развернулась
Автомобиль между тем заурчал двигателем и неспеша пополз за мной.
Я была не в том состоянии, чтобы думать о преследователе. Самое страшное, что могло случиться с невинной девятнадцатилетней девушкой, уже случилось.
Меня избили и грубо изнасиловали. Какой ещё вред мог причинить мне сидящий за рулём человек?
С этими мыслями я потихоньку брела вдоль обочины. Машина тем временем набрала скорость и поравнялась со мной.
Я даже не повернула головы, когда стекло со стороны водителя медленно сползло вниз и раздалось:
— Садись, подвезу…
Голос был грубый. Я подумала, прокуренный или простуженный. И только теперь понимаю, что его специально изменили.
Это была женщина. Я видела её боковым зрением на фоне белого глянца иномарки.
Приглашение незнакомки я, само собой, проигнорировала. Но та оказалась настойчива.
— Не дури! Садись! — воскликнула она и, высунувшись из окна, протянула руку.
Я шарахнулась в сторону и только тогда осмелилась взглянуть на неё.
В памяти остались её огромные чёрные очки и белый палантин, искусно обмотанный вокруг головы. Он скрывал нижнюю часть лица женщины, шею и плечи. Запомнились длинные кружевные перчатки на руках. Те, что надевают невесты на свадьбу. И белый плащ с рукавами "три четверти".
Я, помню, отметила про себя, что эта барышня одета явно не по погоде. Своеобразное одеяние и хрипотца в голосе не позволяли определить на глаз её возраст. Она могла быть и юной девушкой, и взрослой женщиной, и даже старухой.
Я замешкалась, не зная, как поступить. Здравый смысл и дорожный указатель подсказывали, что до Н-ска добрых 50 км, преодолеть которые пешком станет для меня непосильной задачей. Но страх оказаться опять в чужой машине один на один с незнакомым человеком удерживал на расстоянии.
— Ну, что же ты? Садись, не бойся! Я не кусаюсь! — сказала незнакомка, видя моё замешательство.
Её губы скрывал палантин, но я почему-то подумала, что на этой фразе она улыбнулась. И тогда мои последние сомнения отступили.
Я обошла машину, открыла заднюю дверцу и забралась в салон, обтянутый белой кожей.
Боясь испачкать сиденье, присела на самый краешек и аккуратно подобрала лохмотья, в которые превратилось моё платье. Пояс от него волочился по полу, и мне пришлось поддёрнуть его, чтобы не защемить дверцей.
— Ну, что, в путь? — воскликнула незнакомка,
Не дожидаясь моего ответа, женщина ударила по газам, и мы тронулись с места.
Помню, мне было очень неуютно в этом дорогом автомобиле, и я жалела, что приняла помощь. Но время вспять не повернуть.
Очень скоро мы прибыли в город. Пейзажи окраины сменились на промышленные застройки и стройные ряды торговых центров, быстро сменяющие друг друга жилые дома и кафе, аптеки и небольшие скверы.
Вскоре я увидела за окном свою Центральную. Едва заприметив её первые пятиэтажки, я попросила незнакомку высадить меня. Она ответила что-то о запрещающем знаке и провезла чуть дальше, точно к моему дому.
— Вот здесь удобно будет? — спросила женщина, паркуясь у моего подъезда.
— Да, спасибо… Это как раз мой дом… Вон мои окна на пятом этаже… — ответила я.
— Надо же! Вот так совпадение! — воскликнула она.
А я была настолько подавлена, что не заострила внимания на этом совпадении. Подумаешь, чудеса…
— Угу… — буркнула ей в ответ и выбралась из машины.
Женщина пожелала мне удачи, просигналила на прощанье и, лихо развернувшись, вскоре скрылась за домом.
Подниматься в квартиру я, конечно, не стала. Добралась до ближайшей скамейки, опустилась на неё и, оставшись один на один с тишиной июльской ночи, разразилась слезами…
— А потом подошёл ты… — закончила я.
Толик слушал очень внимательно, не перебивал, не вставлял своих идиотских шуточек. Но, едва я умолкла, воскликнул:
— Ну, и дура ты, Соколова!
Я непонимающе захлопала глазами:
— Что?
Он ударил себя ладонью по лбу и покачал головой, изображая смайлик "рука-лицо".
— Да что не так-то?
— Всё не так! — наконец, ответил Карасёв, убрав руку от лица. — Ты же сама ей фактически назвала свой адрес. Вон, говорит, мои окна на пятом этаже! Заходите, если что! Грохните мою бабку! А то достала уже со своим порядком!..
Я смотрю, как он кривляется, как голос коверкает, изображая меня, и понимаю, что он прав! Как я могла быть такой беспечной.
Но следующая мысль бьёт меня похлеще любой неисправной электропроводки.
Я произношу севшим голосом:
— А я ведь не говорила ей, что мне нужно на Центральную… Я даже не говорила ей, что мне нужно в Н-ск… Эта женщина помогла мне не случайно! Она знала меня!
Разве посторонний человек будет переживать за какую-то чумазую девку у обочины. Разве станет марать свою машину таким вот пассажиром? Конечно же, нет! А эта женщина везла меня до города полсотни километров и ни слова не сказала ни про моё разодранное платье, ни про мои руки со сломанными ногтями, ни про моё лицо, украшенное чужой "лаской".