Современная испанская новелла
Шрифт:
Боец милиции сел в грузовик, который покатил вниз по шоссе и вскоре исчез вместе с облаком пыли.
В селение я вернулся уже затемно, кружным путем, чтобы не проходить мимо места моего преступления.
Рубио, Родригес
РАССТАВАНИЕ (перевод с испанского С. Вайнштейна)
— Остановись, друг.
— Ну?
Стоят, зубы скалят. Послать
— Кури.
— Охоты нет.
— Бросил бы дровишки.
Бросать он не стал, а так и стоял, ссутулясь под тяжестью вязанки. Им что: торопиться некуда. Околачиваются с утра дотемна на углу — авось придет с завода Мартинеса грузовик с вином и подрядят на разгрузку.
— Едешь, значит?
— Еду.
Смешно им, видите ли.
И этот туда же — подался во Францию.
— Ну — ну, — заключает кто-то.
Припекало. В былые годы в рту пору уже батрачили на виноградниках, землю вскапывали. А теперь рабочие руки вроде как ни к чему — трактор прогонят, и вся недолга. Как земля новинку эту примет — еще надо посмотреть, а покуда на поденную в этот раз никого не взяли.
Из дома выглянула жена, услыхала, что кто-то идет.
— Антонио, ты?
— Я. Кто ж еще?
На привязи под навесом маялась собака; увидала хозяина, Залилась радостным лаем.
— Что, обрадовалась, псина? Меня видишь, так сразу в лай, а? Никак, в лес просишься? Нельзя тебе в лес, там какой-то отравы повсюду набрызгали. Молодые хозяева свое дело знают. Лесников понаставили.
— Дрова-то кто взял?
Стараясь не встречаться с женой взглядом, он отрицательно покачал головой. Присел перед собакой на корточки, потрепал за ухом.
— Ох, господи…
— А где Тоньехо?
— Носится где-то.
— В школу не ходил?
— Уроков нет вроде — уж и не знаю, что там за праздник опять. — Антонио поднялся, оглядел жену. Простоволосая, худая — кояга да кости.
— Что стоишь? Иди в дом, — сказала она.
— Я тут Николаса повстречал в Азе.
— Едет, что ли?
— Вместе нам ехать надо, вот что.
Наступило молчание. Она было открыла рот, но тут скрипнул ставень.
— Эй, Хуана! Оказывается, ты вот где отсиживаешься.
Хуана подошла к окошку.
— Заходи.
— Не могу, мул тут у меня с повозкой. Возьмешь чего? Гляди, салат какой! А то зелень на суп. Бери чего хочешь.
— Спасибо тебе, Энкарна, но сегодня не надо…
— Ну и денек выдался!
— Времена уж такие, — пояснил Антонио.
— Такие — сякие… Семь бед — один ответ. Тпру, шальной! Ну и мул. Стой, окаянный! Не мул, а божье наказанье: и слепней, кажись, нет, а все дергается. Ну ладно, раз покупать не желаете…
— В другой раз…
Зеленщица кивнула и отправилась дальше. Глотка у нее была луженая.
— А ну, хозяюшки,
— Были да сплыли, — отозвались с угла. — Теперь вам — одна дорожка: товар в зубы и айда в Барселону, Мадрид или Валенсию…
— А там и до Германии рукой подать, — подхватил другой.
— Лоботрясы вы хорошие, вот что я скажу. Все вам трын — трава.
— А куда денешься? Коли дома так, то на чужбине и подавно ярмо на шею наденут. Верно говорю? Тут хоть и не заработаешь ни хрена, а все что-нибудь да перепадет. Вот оно как. Хочешь жить — умей выкручиваться.
— Что-что, а это они умеют, — не удержалась Хуана.
— Все никак не надумаешь? — спросил Антонио.
— Ну и дела! — бранилась торговка. — Эдак нам всем отсюда ноги уносить придется.
Просигналил где-то автомобиль, донесся шум мотора. Парни на углу загалдели.
— Ага, и Тоньехо там. Ужо доберусь я до него…
— Будет тебе.
— Знкарна! Иди сюда, — вернул кто-то зеленщицу.
На углу по — прежнему чесали языки. Антонио захлопнул дверь.
— Устал, что ли?
— Нет, не очень.
— А что Бернабе говорит?
— Да ничего. Вот тыкву, говорит, посадим…
Хуана принялась расчесывать волосы.
— Прежде-то как хорошо было!
— Мало ли что прежде было.
В соломе чирикали воробьи. Наверху в листве копошился, склевывая молодые виноградники, пгенец — козодой.
— Не прожить мне без двора без нашего.
Антонио присел на вязанку, ту, что принес из леса.
— Как-нибудь проживешь.
— Нет, не проживу.
— Вот ведь Сатурнино уехал. Какой у него дом теперь, слыхала?
— На тот свет раньше попадешь, чем такой дом выстроишь.
— Девчонка кричит все?
— Дала ей супу, вроде уснула.
Первые ласточки уже прилетели. Высвистывая свое, они сновали под карнизом, безразличные к людским тяготам.
— А тут еще зима какая — холода, стужа! На виноградниках, что померзло, всей деревней обрывали. Да трактора Эти — танки прямо, страх один.
— Ехать мне надо. Сама видишь.
Какой-то воробьишка подскакал к двери пустого — без скотины — хлева.
— Прежде-то четыре полосы у нас было, да ты поденно на стороне подрабатывал… А теперь и мул сдох, и ячмень какой — кто его купит?
Антонио достает кисет, долго и бережно сворачивает сигаретку. Хуана следит за его пальцами. Вот он подносит листик клейким краем к губам, слюнит его, неспешно заклеивает.
— Да — a, то прежде…
— А Николас чего говорит?
— Что больше меня не ждет, вот чего.
— Ему легко. Один, бессемейный.
— А семейных сколько поуезжало, будто ты не знаешь, Хуана.