Современная румынская пьеса
Шрифт:
П е р в а я м а с к а (сердясь). Да перестань ты, будь подобрее…
В т о р а я м а с к а (продолжает). Чтобы змею убили и хвост отрубили… чтобы она поумнела… (Укоризненно.) Ну вот, видишь, теперь заикаться стала… Давай ты начинай… Только все по порядку…
П е р в а я м а с к а. Да будет спеленут, как голубок… от ручек до ног… Чтобы тело связано, а разум — развязан… да познает он связь единую… серединную… да обнимут его руки ясноликой супруги… да познает он, народясь, высшую связь.
В т о р а я м а с к а. А связь с землей забыла?
П е р в а я м а с
И р и н а (недоуменно). Что вы там мелете?
Молчание.
Перепутали покойника с новорожденным… Несут всякий вздор… Насмехаются… Мертвому судьбу пророчат… (Смеется, но сама дрожит от страха.) Тоже мне волхвы… Э, да что их слушать! Что они сказать могут? Перед красотой человеческого существования там, внутри, любое предсказание, даже верное, бледнеет… как свеча… как покойник, прости меня, господи… Да, да, там, в материнском лоне, я представляла себе мир совсем иначе… чем после рождения… А теперь вот… сама родила… и сама же сторожу покойника…
П е р в а я м а с к а.
Из земли, из трав зеленых…(Прыгает вокруг гроба.)
Кто так мал, кому не стыдно, Что в траве его не видно… Ха-ха-ха!В т о р а я м а с к а.
Старый дед под тенью солнца, Тень и свет на деда льется, Дед в тени, как тень в гостях, И с землицею в костях, Ходит, топчет мураву, Ищет дед разрыв-траву, Подает неслышно голос, Чтоб из тела вышел колос, Чтобы вышел да взошел — Имя новое нашел…П е р в а я м а с к а. Ты думаешь, его назовут Трикэ?
В т о р а я м а с к а. Не знаю.
П е р в а я м а с к а. А чего ж болтаешь! Сама не знаешь, что плетешь…
В т о р а я м а с к а. Да какая разница! Мое дело — предсказывать. А уж судьба — судьба сама разберется, что к чему, что в моих словах понять так…
П е р в а я м а с к а. А что этак?
В т о р а я м а с к а. Нет уж, теперь только так… ногами вперед!
И р и н а (в сторону). Я бы расхохоталась… да сил нет. Никогда не верила ни в каких колдунов, ведьм, гадалок. Но ведь это обычаи, которые следует… раз уж они достались нам от дедов-прадедов… Конечно, в наши дни, когда расцвет науки и все такое… уже в подобные глупости не верят…
Плачет ребенок.
Ах ты мой маленький! Что с тобой?
Ребенок не умолкает.
П е р в а я м а с к а. Ну вот, разбудили в соседней комнате покойничка. Сердится. Конечно, живыми занялись, а его бросили…
В т о р а я м а с к а. Не обвыкся еще… Обижается… Поначалу всегда так, а когда уж кожа задубеет-то…
П е р в а я м а с к а (в сторону гроба). Большой-большой вырастай,
В т о р а я м а с к а. Ну, хватит с ним возиться… Пусть спит… сил набирается… а нам еще над покойником постоять надо…
П е р в а я м а с к а. Постой, тетушка, сейчас… я тебе принесла кочергу да решето… Решето на кочергу — в рай отправить помогу… (Достает из подола кочергу и решето и идет к ребенку. Скачет вокруг, потом горестно обращается к Ирине.) Вот ведь она, жизнь человеческая…
В т о р а я м а с к а. Да, милая, да…
П е р в а я м а с к а. На рассвете началось…
В т о р а я м а с к а. Вечерком оборвалось… (Давится смехом.)
Надевают решето на верх кочерги, вертят ею, пританцовывая.
П е р в а я м а с к а. Кочергу прямее выгнул бы — через яму перепрыгнул бы…
В т о р а я м а с к а. Прыгнуть-то прыгнул, да в яму угодил…
И р и н а (в полном замешательстве). Да что это за люди, в самом деле… Может, чужие какие? Эй, вы кто такие? Как вам не стыдно? Что это за маскарад?
Маски продолжают свой танец.
А ты что молчишь? Думаешь, молчишь — так не узнаю тебя. Знаю я, кто ты. Ты — Гогонел. Гогонел, сын Фэники-младшего. Я тебя сразу признала, что, нет скажешь? (Направляется к чучелу и резко срывает у него мешок с головы. Вскрикивает. Под мешком — дед.) Отец!.. (Падает на кровать.)
П е р в а я м а с к а. Правильно! Так ему и надо! А то совсем обленился! Пальцем не шевельнет!
В т о р а я м а с к а. Словечка не вымолвит! Хоть бы немного помог нам…
П е р в а я м а с к а. Так нет же! Расселся тут… Барин!
И р и н а. Отец!
В т о р а я м а с к а. А что нам было делать? Меньше трех нельзя. Кто подвернулся — тот и приглянулся… А живых, где их сейчас живых раздобудешь?
Обе маски смеются и укладывают покойника в гроб.
П е р в а я м а с к а. Старый Бурсук говаривал: кто в дождь помрет, того… Ой, не могу, в этом доме кто-нибудь со смеху помрет, кишки надорвет…
В т о р а я м а с к а. Везет мне нынче!
П е р в а я м а с к а. Это еще что! Это еще самое начало… А как зальет кругом… потом-то…
И р и н а. Уходите вон! Вон отсюда!
Маски. Что?
И р и н а. Убирайтесь!
М а с к и уходят.
(В раздумье.) А может, не стоило их прогонять… Обычай все-таки… Но уж слишком они тут распоясались… Даже страшно стало… хоть и не верю я в эти глупости… Вот ведь как бывает, шутишь, с ума сходишь, а потом самой страшно… Ведь так и с психами бывает: поначалу притворяются, ненормальными прикидываются, а потом вдруг — щелк и навсегда… эти-то, конечно, наши были, местные. Мужик и баба. (Сожалея.) Нет, не следовало их прогонять. Но ведь и у меня нервы не железные. Устала я. Все-таки… первые роды… смерть близкого… Да и обычаев этих толком не знаю. (Задумывается.) И чего это отец говорил, что весело будет? Какое там веселье!