Современная румынская пьеса
Шрифт:
К р и с т и а н (с грустным удовлетворением). Вот это вы поняли! Вы всего лишь эпидерма.
Б о н д о к. Я думаю, нам пора подвести итоги.
К р и с т и а н (поворачивает к нему голову, искренне удивлен). Вы хотите подвести итоги? Я вас понимаю. Гигантские умы, от которых мы питаемся, никогда не подводили итоги, не могли. Вы можете. Потому что вы наполовину мертвы. Я понял это недавно, когда вы сказали «человеческая жизнь».
Б о н д о к (взвинченный до предела). Мы вас остановили не для того, чтобы вы выставляли нам оценки. Я хочу предупредить вас, что буду добиваться самым энергичным образом, чтобы вас выселили
А л и н а. Марчел!
К р и с т и а н (мягко, спокойно, наблюдая, как Бондок все больше распаляется). Зачем же так нервничать, дорогой, я вас уже предупреждал. Вы бедный, запуганный человек. Но если бы вы немного поразмыслили…
Б о н д о к (резко). Для того чтобы мыслить, мне и нужна ваша комната.
К р и с т и а н. Если бы вы немного поразмыслили, то убедились бы, что мы не всегда можем сказать, кто ответственный съемщик, а кого только терпят. (Не спеша идет к себе.)
Б о н д о к. Басни. Библейская чепуха!
К р и с т и а н (в дверях). Вы даже не можете с уверенностью сказать, какая из комнат в этой квартире смежная. (Улыбается Мире.) Вот почему, мадемуазель, я не пью на вашем торжестве. (Уходит.)
Б о н д о к (очень рассержен, старается успокоиться). Он испортил нам весь вечер своей заумной болтовней…
Звонок в дверь. Т е о ф и л идет открывать.
Кто бы это мог быть?
Т е о ф и л приносит букет.
(С недоумением читает.) Генеральный директор Драгня.
Молчание.
А л и н а. Это очень любезно с его стороны.
Б о н д о к. Правда! Но любезность — это одно, а служебные дела, принципы — другое. (Теофилу, вдруг решившись.) Я хотел бы поговорить с вашим двоюродным братом, журналистом. Возможно, есть еще вещи, которые нельзя скрывать от общественного мнения. Мы должны продвигать достойных, не так ли? Устранять со своего пути все, что нам мешает идти вперед. Мне нужно, чтобы меня окружала безупречно чистая среда. Я допускаю, что есть еще глупцы, воры, аморальные личности, но у нас хватит сил, чтобы избавиться от них, в том числе и от тех, кто критикует нас с враждебных позиций. Мне было бы любопытно узнать, над чем работает этот прорицатель. (Показывает на дверь Кристиана.) Этот одержимый манией преследования. Мира, не пей больше! Как только он смеет говорить так нагло! Я скоро ему покажу, какие мы мертвые.
М и р а (двусмысленно). Если ты его выгонишь, он не сможет этого увидеть.
Б
А л и н а (быстро, шепотом, с необычной для нее энергией). Да, да, пусть уезжает, и как можно скорее.
Т е о ф и л. Все-таки вам придется найти для него подходящее жилье.
М и р а (с ожесточением). Нет! Пусть его выкинут на улицу. На улицу!
Т е о ф и л (стремясь успокоить ее). За что, Мира?
М и р а. Да, так. На улицу. Вон! Пусть валяется ночью на мостовой. Посмотрим, что он тогда запоет.
А л и н а (быстро, шепотом). Я не хочу больше его видеть. (Выходит в правую дверь.)
М и р а. Да, да. На мостовую, под мост, в трущобу. Тогда увидим, что он понимает под «человеческой жизнью». Пусть попрыгает!
Т е о ф и л. Я думаю, что его можно еще перевоспитать. Конечно, потребуется немного терпения.
Б о н д о к. У меня оно иссякло, Теофил. Мне его неоткуда взять. Мне хочется наконец вздохнуть. Походить на концерты, выставки, возместить потерянное время. Моя жена истерзалась, как мученица. Я не хочу, чтобы это продолжалось.
М и р а (возбужденная алкоголем). Правильно, папа. Прими энергичные меры, чтобы она больше не мучилась. А я стану белым херувимом и обращу весь мир, обращу всех в сообщество счастливых людей.
Т е о ф и л. Собственно говоря, счастье — это доведенная до совершенства рациональность. Древние, чтобы добиться его, исключали желания. Мы их сохраняем, но в рациональных пределах.
Звонок.
А л и н а (появляясь, кричит). Я не хочу больше цветов! (Уходит.)
Т е о ф и л идет открывать.
Появляется С о н я. Это женщина лет тридцати шести — тридцати восьми, немного поблекшая, но еще привлекательная, если бы на ее лице не лежала печать огорчения, которая искажает ее черты, тушит блеск некогда пылких глаз. Соня — человек способный к самопожертвованию, к сожалению, однако, слишком общительный, не способный жить, не рассказывая о своем состоянии. Немного смущена, останавливается в дверях.
С о н я. Простите за беспокойство. Мне нужен господин Павел Кристиан. Мне сказали, что он живет здесь.
Б о н д о к (недовольно). Да, пока здесь.
С о н я (растерянно). Где я могу его найти?
Никто ей не отвечает. В это время в комнату входит А л и н а, одетая в вечернее платье.
Госпожа, мне нужен Павел Кристиан.
А л и н а (сдержанно). Позвоните два раза.
С о н я. Зачем же звонить, если я уже здесь? Скажите, пожалуйста, где его комната.
Б о н д о к (строго). Госпожа, я не знаю, в качестве кого…
С о н я. Я его жена.
А л и н а (еще сдержаннее, но желая избежать сцены). В таком случае, госпожа, я не знаю, можно ли…
С о н я. Что случилось? Он болен?
А л и н а. Здоров.
С о н я. А что произошло?
А л и н а (тактично). Ваш муж довольно… странный человек. Не знаю, будет ли он доволен, если мы впустим вас к нему. Все же позвоните два раза, прошу вас!