Современная японская новелла 1945–1978
Шрифт:
Итинэн-дзи, обыкновенный маленький сельский храм, некогда выглядел тихой, укромной обителью в провинциальном вкусе. Теперь же, утратив старую побеленную глинобитную ограду и высокие деревья хвойной рощи, обрамлявшие дворик сзади, храм, казалось, маячил в ничем не стесненном пространстве, словно картина, которую вынули из рамы.
Однако справа от дорожки из белых камней, ведущей к главному зданию, виднелось более десятка персиковых деревьев. Они были в самом цвету. Исаку шел, не сводя глаз с этого великолепия. Подойдя к главному зданию храма, он молитвенно сложил ладони;
— Это Симура из Токио. Я вчера разговаривал с вами по телефону…
Исаку вручил свою визитную карточку женщине, появившейся по звонку в прихожей, с виду жене настоятеля.
— Ах да! Добро пожаловать, проходите.
Приветливо поздоровавшись, она провела Исаку в комнату. Настоятель, худой, тщедушный человечек лет сорока с небольшим, в рубашке с длинными рукавами и отложным воротником, в черных брюках, чинно сидел, поджав колени, перед низеньким столиком. После обмена приветствиями настоятель сказал:
— Вы проделали долгий путь, и вот застаете здесь меня, с таким лицом, с затрудненной речью… — И он легонько хлопнул себя по правой щеке, дабы показать, что имеется в виду. Нижняя часть его правой щеки была жестоко изуродована огромной впадиной. Из-под нижней челюсти до самого затылка тянулась вздувшаяся рубцевидная полоса, на губах также был заметен большой шрам.
— Нет-нет, я прекрасно понимаю все, что вы говорите, — ответил Исаку. В самом деле, произношению настоятеля, — может быть, оттого, что он не мог как следует согласовать действия языка, губ и челюстей, — сильно недоставало отчетливости, однако не настолько, чтобы совсем нельзя было разобрать смысла слов.
— Простите, а чем вы были больны? — осведомился Исаку, как бы продолжая обмен малозначащими фразами при первом знакомстве.
— Это рак, — с готовностью ответил настоятель. — Хронический остеомиэлит перешел в рак, кость стала гнить, и мне удалили правую часть нижней челюсти в клинике при Токийском научно-исследовательском институте рака.
Пояснение прозвучало чересчур буднично.
— Операция была, наверное, очень тяжелая? — снова спросил Исаку, вглядываясь в спокойное лицо настоятеля. Рак был для него болезнью, которую невозможно попросту обойти молчанием. Только за последние два месяца он унес троих его старых друзей. Все это были люди, зарабатывавшие на жизнь, подобно Исаку, литературным трудом.
— Да, пришлось мне нелегко! Первая операция длилась семь часов. Затем на протяжении примерно двух лет мне сделали еще ни много ни мало шесть добавочных операций. Вот, взгляните.
Он расстегнул пуговицы рубашки с отложным воротником и резко сдвинул вниз один рукав, обнажив тело. Взору Исаку предстало отталкивающее зрелище: от правого плеча и предплечья по всей верхней правой части груди расползался глянцевый кожный покров странного бурого цвета. Под кожей видны были выпуклые жгуты набухших вен, извивающихся, словно дождевые черви.
— Когда мне удаляли кость нижней челюсти, заодно вырезали часть мышцы правой щеки. С внутренней стороны в щеку вогнали с десяток игл, толстых, как зубочистки, —
— Ох, да что ж это ты при госте разделся догола! — попрекнула настоятеля жена, вынося из соседней комнаты поднос с чаем и сластями.
— Да, конечно, извините…
Он торопливо натянул рукав и покорно опустил голову.
— Однако ж вид у вас, господин настоятель, вполне бодрый. Вы совсем не похожи на человека, которому пришлось перенести такое ужасное заболевание.
Слова Исаку не были вынужденным комплиментом.
— Вашими молитвами…
На лице настоятеля мелькнула улыбка.
— Да, вот человеку поставили диагноз «рак», а он уже пять лет живет себе помаленьку, никак не хочет помирать. Остается только благодарить Будду за его милосердие.
В соседней комнате зазвонил телефон. Жена настоятеля поднялась и вышла в соседнюю комнату. Вскоре оттуда раздался ее голос:
— Это Китахара-сан. Он говорит, что минут через тридцать пришлет сюда машину за гостем.
— Передай, что мы ждем! — крикнул в ответ настоятель. — Простите, я несколько забылся, только о себе и рассказываю…
Еще раз извинившись, он перешел наконец к основному вопросу. Но на сей раз Исаку не суждено было добраться до самого главного, ради чего он, собственно, и приехал сюда. Где-то в начале двадцатых годов от пожара крестьянского дома, что примыкал к задворкам Итинэн-дзи, занялось храмовое хранилище. По словам настоятеля, все старые регистры и древние книги погибли в огне. (Кстати, считается, что Итинэн-дзи был основан примерно шестьсот шестьдесят лет назад. Наверняка за столь долгий срок храм не однажды страдал от пожаров.) К тому же выяснилось, что предшественник настоятеля, родившийся и выросший в здешних местах, отлично знавший историю деревни с незапамятных времен и жизнь прихожан во многих поколениях, скончался в прошлом году, а сменивший его настоятель прибыл сюда из одного дальнего городка.
— Так что ничем не могу вам помочь… Между прочим, я слышал от жены, что вы наводите справки о неком Ёсиюки Такаминэ, родом из этой деревни, — он что, родственник вам? — задал вопрос настоятель.
— Да, у нас с Ёсиюки Такаминэ несколько необычные родственные отношения, — уклончиво ответил Исаку. Упомянув о «необычных родственных отношениях», он не добавил больше никаких подробностей.
— Кстати, тот человек, что сейчас пришлет за вами машину, Тэйдзи Китахара, — продолжал настоятель, — живет в соседнем городе. Важная персона — что-то вроде президента одной компании, связанной с энергетикой. Так вот, моя жена случайно узнала от одного из прихожан, что Китахара будто бы приходится родственником этому Такаминэ. Только вчера ей сказали…