Современный детектив. Большая антология. Книга 1
Шрифт:
Толстенький офицер посмотрел на свои руки.
— Они кажутся мне такими же, как раньше.
— Внешне. Но, возможно, некоторые из клеток твоего мозга стали другими. Мутировали. Может, в следующий раз, когда ты отправишься в стриптиз-клуб, кто-нибудь…
— Мужской клуб, — поправил напарницу Эйб.
— Может, в следующий раз, когда ты отправишься в мужской клуб и какая-то девица снимет лифчик, чтобы продемонстрировать тебе сиськи, ты скажешь: «И чего?»
— Такого не будет никогда, — твердо
— И почему ты так думаешь?
— Потому, что я — мужчина и потому, что сиськи — это классно.
— Потому, что ты мужчина с определенными биологическими реакциями на женскую грудь, а их запрограммировали твои клетки. Но все это может измениться, когда произойдет перестройка твоего тела.
— Слушай… — Лотт начал сердиться. — Эти разговоры наводят на меня депрессию.
— Просто я хочу сказать, что ты меняешься по мере того, как проходит время, — все меняются. Молекула за молекулой. А потому будь осторожен со штуками вроде «ополаскивателя для волос».
— Но мне и вправду нравятся сиськи! — с ноткой отчаяния заявил Эйб.
— Я не думаю, что у тебя есть повод беспокоиться.
— Хорошо. — Толстенький полицейский принялся снова поигрывать револьвером.
— А вот Лэнгфорд — совсем другое дело.
— Лэнгфорд — гомик?
— Знаешь, я терпеть не могу это слово — я ничего не имею против гомосексуалистов, — но да. — Нэнси представила красивое лицо упомянутого офицера, его аккуратные светлые волосы и безупречную фигуру. — А если и нет, его клетки на самом краю.
— Ты видела блондиночку, которую он привел на рождественскую вечеринку? С офигенными буферами? — Эйб сглотнул обильную слюну. — Хотел бы я взглянуть на нее в мужском клубе… — И он снова сглотнул свои выделения.
— Вот, значит, какие у тебя возникают фантазии, когда ты видишь подобных женщин? Представляешь, как она раздевается?
— Я — женатый человек. — Полный офицер постучал пальцем по золотому обручальному кольцу. — Даже в своих фантазиях я верен жене.
— Как мило!
— Я серьезно отношусь к клятвам. — Лотт на мгновение задумался. — Но подружка Лэнгфорда… Она как будто сделана из замороженного сладкого крема. — Он снова сглотнул. — Хочешь сладкого крема?
Блокман уже давно поняла, что мозг ее напарника представляет собой линейное устройство.
— Только сначала проверим мотоцикл, — сказала она.
— Ага. Конечно, ясное дело. Знаешь, я слышал, что он намного лучше мороженого… я про замороженный крем.
— Наверное.
Нэнси знала, что в замороженном креме очень высокое содержание яичных желтков и он невероятно вредный, но решила не поправлять напарника. Ему и без того трудно было переварить новость о постоянной смене клеток тела и известие о смерти Энтони Джанетто и Дейва
Женщина свернула на Сотую и Семьдесят Восьмую улицы и покатила на запад в сторону той части Сортира, откуда угнали мотоцикл. Солнце уже садилось, и дома на горизонте казались черными силуэтами на фоне неба.
Она включила фары, и из темно-серых теней возникли отражатели велосипедов, настороженные глаза и куча пустых пивных банок. Повернув руль против часовой стрелки, Нэнси объехала спящего терьера.
— Симпатичный, — заметил Эйб.
Блокман не стала спрашивать его, испытывает ли он особую любовь к маленьким собачкам.
Патрульная машина прокатила по району с частично заселенными домами и свернула на идущую на север улицу, которая называлась Лютер. Через десять минут они оказались в самой южной точке Сортира — и сразу увидели приколоченную к телефону-автомату верхнюю половину тела дохлой кошки.
Нэнси с отвращением отвернулась.
— И кто только на такое способен?
— Демократы.
Женщина редко обсуждала политику со своим напарником.
— Номер дома? — спросила она.
Эйб посмотрел на салфетку из «Бигмэнз бургер», на которой записал информацию.
— Лютер, восемнадцать-пятьдесят три.
— Смотри по сторонам.
— Мы только что проехали семнадцать-шестьдесят семь.
— Хорошо. — Нэнси сбросила скорость. — Значит, уже близко.
Поскольку большинство домов в Сортире не имело номеров, любому, кто туда попадал, приходилось включать наблюдательность и уметь считать.
Лотт на пассажирском сиденье вертел в руках револьвер, как будто тот был трансформером.
— Повнимательнее, приятель, — попросила его напарница.
У толстенького офицера сделался озадаченный вид.
— А чего искать? Украденный мотоцикл?
— Засаду. Зволински же предупредил нас, чтобы мы были настороже.
— Из-за того, что произошло с Дейвом и Джанетто?
— Именно.
Патрульная машина миновала группу черных подростков, раздавленную пивную банку и мертвого голубя, по которому кто-то проехал.
— Они меня жутко раздражают, — проворчал Эйб. — И почему они дохнут и дохнут?
— Тут такой воздух, что они от отчаяния совершают самоубийства.
— Ты всегда так говоришь…
Блокман еще немного сбросила скорость и принялась внимательно рассматривать дом, на котором было не меньше пятисот фунтов граффити. Среди избитых цитат, имен и половых органов офицер разглядела квадратный черный знак.
— Можешь прочитать, что там написано? — спросила она у напарника.
Тот посмотрел сквозь ветровое стекло, прищурился и кивнул.
— Отсоси мой большой толстый ч…
— Не то. У двери. — Нэнси показала на черный знак. — Можешь определить, что там написано?