Современный французский детективный роман
Шрифт:
Следователь бродил по лавке, морща свой острый нос. Ему явно был неприятен этот едкий запах.
Все собравшиеся молча ходили за ним по пятам.
Сквозь грязную витрину проникал тусклый свет. Все молча осматривали помещение, силясь представить себе загадочное существование старика среди этих потрепанных книг и потрескавшихся тарелок, и каждый думал о разыгравшейся в этих стенах трагедии. К букинисту пришел посетитель. Возможно, старик даже просто забыл запереть входную дверь. Услышав шум, он встал. И тут же из револьвера в него всадили три пули подряд.
— Похоже, — говорил следователь, —
— Да, — подтвердил полицейский. — Я собрал показания нескольких соседей. Судя по всему, все осталось на своих местах. Лавка всегда так и выглядела. Только вот у двери рассыпана стопка книг. А так здесь нет ни особого порядка, ни особого беспорядка.
— Да вы и сами посмотрите: на всем лежит толстый слой пыли.
Все перешли в квартиру.
Дверь в нее находилась напротив двери в лавку. За комнатой помещалась кухня, которая освещалась окном, выходившим на улицу. В комнате окна не было.
В углу стояла кровать темного орехового дерева. Остальная мебель состояла из шкафа, двух комодов, вольтеровского кресла с вылезающим отовсюду волосом и трех колченогих стульев.
— Электричества нет? — спросил Рамонду.
— Есть, только все лампочки перегорели, за исключением коридорной, — объяснил полицейский. — Старик жил в темноте, как крот. Видите… — И он показал на ночной столик, где стоял пузырек весь в потеках стеарина. Из горлышка торчал крошечный огарок. Рядом лежала почти пустая коробка серных спичек.
— Откройте дверь в кухню! — распорядился следователь. — Будет виднее.
В комнату проник тусклый утренний свет, осветив жалкую мебель. И тут тоже всюду лежала пыль, пахло лежалой бумагой и отсыревшим деревом. Печки не было. Старые календари-рекламы были единственным украшением стен.
Кухня выглядела также невзрачно. Пол был выложен потрескавшимися неровными плитками. В раковине лежало несколько грязных тарелок. Над камином висели плохо вымытые кастрюли. Старик готовил прямо на очаге. Топил дровами — один из углов кухни был завален хворостом. В очаге — огромная куча пепла. Ничем не покрытый маленький деревянный столик, весь в старых винных пятнах. Два стула. Больше ничего. Все это производило мрачное впечатление холода, нищеты и запущенности.
— Где нашли золотую монету? — спросил Жозэ.
— В коридоре, у входной двери, — ответил полицейский. — Монета Латинского союза [4] .
— Эге! По теперешнему курсу это 38 франков 50 сантимов, — заметил один из местных журналистов, с которым следователь познакомил Робена.
— Если бы их было много! — промолвил Робен.
— Вот это-то и надо выяснить, — словно про себя пробормотал следователь. — Говорят, старик был скрягой. Все возможно.
— Мы обыскали все закоулки, — сказал комиссар. — Осмотрели плитки, потолок, пол… Ничего. В шкафах только старое тряпье.
4
Латинский монетный союз был заключен в 1865 г. между несколькими европейскими странами с целью унификации чеканки золотых монет. В 1927 г.
— Ему, видно, было безразлично что есть и где спать…
— Это правильно, — согласился комиссар, кивая головой. — По словам соседей, он вечно торчал в лавке Даже ночью, закрыв ставни, подолгу сидел там.
— А что он делал?
— Читал. Говорят, только и делал, что читал. И несмотря на это, у него было великолепное зрение. В семьдесят три года он не носил очков!
— Любопытный старик, ничего не скажешь, — задумчиво заметил Жозэ.
Следователь Рамонду, заложив руки за спину, в раздражении расхаживал мелкими шажками между окном и камином.
— Все это прекрасно, господа, но ровно ничего нам не дает. Этот заядлый книжник был убит тремя выстрелами из револьвера. Вот из чего мы должны исходить. А я не вижу ни одной наводящей подробности. Беспорядка нет. Нищенское жилье, потерянная золотая монета и в глубине коридора — труп.
«В самом деле, ни одной наводящей детали! — подумал Жозэ. — Но разве так может быть? Наверняка улики здесь, они где-то разбросаны по этим холодным и пыльным помещениям. Они должны быть здесь. Мало смотреть во все глаза. Увы, бывает так, что смотришь, смотришь, а ничего путного не видишь. Голые стены, пыль…»
— А какого калибра револьвер? — спросил Жозэ.
— Семь шестьдесят пять, — ответил комиссар. — Обычный браунинг с восьмью патронами. У настоящих гангстеров — 9- или 11-миллиметровые…
Следователь продолжал семенить по кухне.
Вдруг он остановился у камина и подозрительно уставился на кучу пепла.
— Что это такое? — спросил он, показывая своим худым пальцем на очаг.
Комиссар присел на корточки, разгреб пепел, из которого выступило что-то белое.
— Вы забыли осмотреть пепел! — укоризненно воскликнул следователь. — Надо думать обо всем.
Находка оказалась клочком бумаги. Вернее — скомканной бумажкой. Полицейский старательно расправил ее. Это была страничка обычного формата, небрежно выдранная из тетради или альбома.
На листке было что-то написано от руки.
Комиссар взглянул на него, пожал плечами и передал его следователю.
— Не думаю, что это может пригодиться. — И он снова принялся разгребать кочергой пепел.
Следователь взял листок и стал подозрительно рассматривать его. Он осторожно зажал его между указательным пальцем и ногтем большого, боясь стереть отпечатки пальцев, которые могли оказаться на нем.
— Да это же стихотворение! — воскликнул он.
Комиссар обернулся к нему и снова пожал плечами. Следователь совершенно неожиданно вскипел:
— Да, это стихотворение, и нужно обратить на него внимание. Не забывайте, что здесь замешана литература!
И он добавил как бы про себя:
— И с чем нам только не приходится сталкиваться!
Жозэ подошел к следователю.
Он еле удержался, чтобы не выдать своего удивления.
Листок, который держал следователь, напомнил Жозэ о черновике, подобранном им в коридоре редакции, черновике стихотворения, который выпал из кармана главного редактора. Жозэ узнал почерк Бари. Он был твердо уверен, что не ошибается.