Современный кубинский детектив
Шрифт:
— Как это, лейтенант! Точно как это!
Лицо на экране действительно сужалось к подбородку, но все же было довольно круглым и широким.
— Хорошо, — сказал Роман, — перейдем теперь к носу. Помнишь, какой у него нос?
— Как будто, — ответила Вики, — немного крючком и в то же время приплюснут... Вроде как у боксера.
Роман положил еще один диапозитив на стеклянную панель: на лице вырос длинный крючковатый нос.
— Этот не годится, верно? — Роман убрал диапозитив, прежде чем Вики ответила, вновь поискал в коробке и, найдя наконец то, что требовалось, вставил целлулоидный квадратик
— Может быть, такой?
— Такой, — отозвалась заметно приободрившаяся Вики. — В точности такой.
Эгоскуэ не спускал глаз с обоих мужчин, шедших впереди него. Они больше не разговаривали. Теперь они молча и сосредоточенно шагали, поеживаясь от холода.
Эгоскуэ не знал всех подробностей дела, но того, что он знал, было достаточно, чтобы задаться вопросом: был ли Двадцатка темчеловеком? Имел ли он отношение к убийству сторожа? Пока было очевидно одно: он приятель юноши, которого нашли убитым близ Санта-Фе. Бесспорно и другое: он преступник, правонарушитель, антиобщественный элемент, дважды побывал в заключении. Однако, если он именно тот, значит ли это, что косолапый крепыш со шрамами на голове его сообщник? Или они встретились случайно?
Эгоскуэ при всем желании трудно было назвать нетерпеливым. Он ценил хладнокровие (поэтому предпочитал работать с Кабадой, который был щедро наделен этим качеством) и знал, что в его работе важно оказаться не только в нужном месте, но и в нужный момент. Преждевременные действия почти так же бесполезны, как и запоздалые. Стало быть, «пусть веревочка разматывается», как любит говорить лейтенант Роман, главное — не упустить ее конец.
Этим как раз и занимались пасмурным зимним вечером в половине седьмого сержант Хулиан Эгоскуэ и Мануэль Кабада: следили за разматывающейся веревочкой, надеясь, что она выведет их в нужное место.
Прошли через парк Фратернидад. Эгоскуэ гадал, повернут ли Двадцатка и его приятель в сторону Монте или так и будут петлять по Старой Гаване. Ему бы очень хотелось задать этот вопрос Кабаде.
Но тут случилось непредвиденное.
Кабада и Эгоскуэ заметили это почти одновременно: худой долговязый мулат, поравнявшись с Двадцаткой и его приятелем, приветствовал их весьма необычным образом. Собственно, это было не столько приветствие, сколько предупреждение. «За тобой следят» — вот что означали приподнятые брови и глаза, которые вдруг широко раскрылись вслед за дружеским жестом.
Мулат прошел, едва не задев Эгоскуэ и Кабаду, и пересек улицу. Но Эгоскуэ успел увидеть его быстрый взгляд, кинутый украдкой на Кабаду: мулат узнал сержанта. Видимо, песочный плащ, синие брюки и газета под мышкой были недостаточной маскировкой, и опытный преступник узнал сотрудника полиции. Возможно, они уже встречались.
Эгоскуэ вновь посмотрел вперед и увидел, как Двадцатка и человек со шрамами поспешно оглянулись, выдав себя, а затем прибавили шагу.
Кабада вдруг резко остановился и несколько секунд стоял как вкопанный посреди улицы. Удивленный Эгоскуэ, который шел чуть сзади, тоже остановился. Мозг Кабады лихорадочно работал. Двадцатка и его спутник удалялись. Они пересекли Монте и направлялись к улице Сьенфуэгос. Мулат шагал в
Они только что пересекли Корралес и больше не оборачивались, однако все прибавляли и прибавляли шагу. Около двадцати метров отделяло сейчас Кабаду от них. Не сводя глаз с Двадцатки, сержант отбросил газету, которую нес под мышкой, и расстегнул нижние пуговицы плаща.
Внезапно глаза его сузились. Он понял, что сейчас сделают оба. Понял и опередил их на какую-то долю секунды, резко рванувшись вперед.
— Да, — подтвердила Вики, вглядевшись в изображение на экране, — рот примерно такой. Может, чуть поменьше, но именно такой.
Пока и овал, и нос, и рот на экране воспринимались как разрозненные фрагменты, безжизненные черты лица, которое лейтенант настойчиво пытался оживить в памяти Вики Каррерас.
— А брови? — Роман закурил, и плотные кольца дыма поплыли в луче проектора.
— Широкие, — сказала Вики, — широкие и почти сросшиеся, как у вашего товарища, который уходил, когда мы пришли...
— Кабада, — улыбнулся Роман, снова роясь в коробке. — Посмотрим, посмотрим. Вот самые широкие, какие у нас есть.
Он вставил диапозитив в аппарат.
— Такие?
— Вроде бы такие. — Откинувшись и чуть склонив голову набок, девушка внимательно вглядывалась в экран.
— Дело идет лучше, чем мы думали, — заметил Роман. И добавил: — Благодаря твоей замечательной памяти.
Кабада бежал быстро, как только мог, призвав на помощь все свои силы. Редкие прохожие, оказавшиеся поблизости, застыв на месте, в растерянности провожали глазами четверку мужчин, бежавших в направлении вокзала.
Позади Кабады, придерживая на бедре пистолет, бежал Эгоскуэ, который отказался от преследования мулата и вернулся на помощь сержанту. Меньше чем полквартала отделяло их от Двадцатки и человека со шрамами. Двадцатка делал более длинные шаги, чем его приятель, зато тот с невероятной быстротой переставлял свои короткие крепкие ноги и не отставал.
Кабада собирался уже выстрелить в воздух, но в последний момент передумал и, стиснув зубы, побежал быстрей, однако Двадцатка как метеор скрылся за углом улицы Мисьонес. Сержант отчаянно заработал ногами и все же успел заметить, как тот исчез в подъезде какого-то дома неподалеку от перекрестка с улицей Карденас.
Кабада подбежал к массивным дверям, на мгновение остановился и посмотрел в сторону улицы Сьенфуэгос, по которой Эгоскуэ преследовал человека со шрамами, уже подбегавшего к улице Арсеналь.
Кабада вытащил пистолет и стал быстро подниматься по темной лестнице. Это был обычный многоквартирный дом. Сержант на мгновение задержался на лестничной площадке второго этажа, чтобы перевести дыхание. Несмотря на холод, на лбу у него выступили капельки пота. Стараясь действовать бесшумно, он снял пистолет с предохранителя.