Современный польский детектив
Шрифт:
Втроем прошли и весь боевой путь вместе со Второй армией Войска Польского. После разгрома гитлеровцев Станислав Ковальский остался на военной службе. Я и Влодек демобилизовались. Ковальский дослужился до подполковника. Умер три года назад. Мы с Влодеком были на его похоронах.
Вы правы, странная история,— сказал Руншнский, когда Лесняк окончил свое повествование.— Просто невероятно! За тридцать пять лет адвокатской практики впервые сталкиваюсь с таким делом.
Вы мне не верите? — возмутился Анджей Лесняк.— Но в Варшаве живет еще несколько человек, воевавших в одном отряде с нами.
Я вам верю. Если Барбара Ярецкая решится опротестовать завещание, то ей, естественно, могут понадобиться эти свидетели. Когда вы виделись с Ярецким последний раз?
Недели за две до его смерти.
Он ничего не говорил о завещании? Не заметили ли вы в поведении своего друга что-либо странное? Ведь когда вы с ним виделись, завещание уже лежало в нашей конторе. Ярецкий удостоверил его у нас более чем за месяц до смерти.
Нет. Влодек был таким, как всегда. Говорил о своих делах, о том, что весна и лето — самый сезон у него. Упоминал, что вынужден будет взять в помощь еще двух людей. Настроение было хорошее. Мы посидели, выпили. Но в меру,— тут же оговорился Лесняк.
О жене был разговор? Не рассказывал Ярецкий о каких-либо супружеских недоразумениях?
Нет. Упомянул лишь о том, что жена собирается на две недели в Закопане и что «ей не помешает немного отдохнуть перед напряженным сезоном». И еще сказал: «Если бы не Бася, не справиться бы мне со всем этим балаганом».
О Варшавском восстании и Ястребе, вашем командире, была речь?
Я рассказал ему, что виделся с Крошкой. Это один из наших боевых друзей. Он сейчас живет в Щецине. Влодек немного обиделся на меня, что я не предупредил его об этой встрече, он охотно возобновил бы старую дружбу. Больше на эту тему не говорили.
Не жаловался Ярецкий на плохое самочувствие, на какую-либо болезнь?
Нет. Влодек обладал прямо-таки железным здоровьем. Вот почему я не могу понять этого завещания. Его написал сумасшедший.
Может, и не сумасшедший, а человек в состоянии какого-то нервного расстройства.— Адвокат был более осторожным в выражении своих суждений.
Скажите, пан меценат, что вы думаете обо всем этом?
С моей точки зрения, завещание имеет юридическую силу. Имущество завещается точно определенному лицу. Его фамилия, имя, адрес названы абсолютно правильно. Иное дело, что со стороны завещателя имела место «error in persona», поэтому жена умершего может предпринять шаги с целью признания завещания недействительным.
Я говорил об этом с Барбарой. Убеждал ее опротестовать завещание. Но только в крайнем случае.
— Почему?
Видите ли, дело это чрезвычайно деликатное. Не забывайте, Ярецкий занимался производством предметов религиозного культа. Его клиентура особого рода. Это преимущественно ксендзы. Уже и без того убийство Ярецкого вызвало много шума и, наверное, отрицательно скажется на оборотах фирмы. А если к этому добавится громкий процесс о признании недействительным последней воли умершего? А вдова, выступающая в роли истицы, доказывающая, что ее муж в момент составления завещания был не в своем уме? Пресса раструбит эту историю по всей Польше. А ведь и в такой
Вы не преувеличиваете?
Если и преувеличиваю, то не слишком. Может, целесообразнее договориться с этим Ковальским. Что это за человек?
Я видел его только раз. То ли рабочий, то ли мелкий торговец. Упоминал, что иногда торгует чем придется. Брал кое-что из изделий Ярецкого. Трудно судить о человеке после одного разговора с ним.— Адвокат явно осторожничал, говоря о странном клиенте в алом свитере. — Выглядит молодо, больше сорока никак ему не дашь.
Выходит, во время Варшавского восстания ему было четырнадцать,— подсчитал Анджей Лесняк.— И он смеет утверждать, что вытащил Ярецкого из-под развалин?!
Именно так он и сказал, что, кстати, полностью соответствует и тому, о чем Ярецкий пишет в завещании.
Но откуда этому Ковальскому известно содержание завещания?
Утверждает, что сам завещатель ознакомил его со своей последней волей.
Прошу вас, спросите этого человека, где это было, на какой улице, из-под развалин какого дома он вытащил Ярецкого.
Я не стану его спрашивать. Не мое это дело. Пусть доверенпое лицо Барбары Ярецкой — адвокат Ресевич — поинтересуется этим.
Я бы этого прохвоста передал милиции. Ведь это явное мошенничество. Этот тип выдает себя за совсем другое лицо.
Процесс о мошенничестве вызвал бы, несомненно, и большой интерес, и столь же большой шум, как и процесс о признании недействительным завещапия.
Вы правы. В общем, и так и этак плохо. Что же вы, пан меценат,советуете?
Я считаю, что следует устроить встречу, в которой приняли бы участие адвокат Ресевич как доверенное лицо Барбары Ярецкой, вы как свидетель и Ярецкая как главное заинтересованное лицо.
А может, имеет смысл пригласить па эту встречу и того майора, который ведет следствие по делу Ярецкого? — предложил Лесняк.— Афера Ковальского может бросить новый свет на это преступление. Кто знает, не замешан ли этот Ковальский в убийстве Ярецкого?
Что ж, это можно,— без энтузиазма согласился Рушинский. Он-то ведь знал, что Ярецкий покончил с собой и что прокурор намерен прекратить следствие.
Вы, конечно, примете участие в этой встрече?
—Только в качестве исполнителя воли умершего. Адвокат Ресевич охотно согласился участвовать в совещании. Майор Лешек Калинович, которому Рушинский сказал о предполагаемой встрече, очень заинтересовался «аферой Ковальского» и обещал непременно быть.
Барбара Ярецкая на этот раз пришла не одна. Ее сопровождал молодой человек, немного на нее похожий, лет двадцати пяти, блондин с вьющпмпся, а может быть, завитыми и чуточку излишне длинными волосами, одетый с претенциозной элегантностью.
—Зигмунт Квасневский, сын моего замершего брата. После смерти мужа у меня никого не осталось на свете. И вот, пока не свыкнусь с этим, попросила Знгмупта заняться моими делами. Вы не будете возражать, еслн и он примет участие в пашем совещании?
Никто не выразил протеста.