Современный Румынский детектив
Шрифт:
Ирина Вэляну смотрела на вошедших только с фотографий. Самой ее не было в комнате, хотя пепельница была до отказу набита окурками и сверху лежала наполовину выкуренная сигарета, которая еще дымилась, распространяя приятный запах тонкого табака.
Андрееску схватился, пожалуй слишком поспешно, за телефонную трубку и сказал:
— Найдите ассистента Вэляну…
Морару спокойно отобрал у него трубку и положил на рычаг:
— Не нужно.
Он принялся внимательно рассматривать фотографии и все помещение с веселым видом человека, явившегося с чайным визитом. И вдруг
— Сегодня утром товарищ Попэ мне сообщил, что через месяц вы едете за границу…
— Да, в Лондон.
— Один?
— Нет. Вместе с главным инженером Александру Некулой.
— Это в связи…
— Нет. Там будет конгресс по автоматике, на который от нашей страны отправляется довольно многочисленная делегация.
— Так-так…
— Я и раньше бывал за границей, — счел нужным уточнить Андрееску.
— Ну и как, интересно? Вы были и в Италии? Да? Должно быть, там замечательно… Но не слишком ли жарко?
Инженер прикусил губу. Ну и осел же я, отвесил он сам себе комплимент, как я мог подумать, что этот человек не знает, что я ездил за границу? Как же теперь он расценит мои слова? Тем более что они звучали как извинение… Какая глупость… И что ему пришло в голову спрашивать именно об Италии? Простое совпадение? Трудно поверить. Он не похож на человека, который может задавать случайные вопросы…
— Видите ли, — продолжал Морару, — эти ребята пытаются найти следы, отпечатки… Я их вызвал потому, что не имею права ничем пренебрегать. Но, откровенно говоря, я не верю, что они что-нибудь найдут. А вы как полагаете?
— Что я могу полагать?
— Найдут они какие-нибудь следы?
— Не знаю. На этот счет у меня нет никаких соображений.
— Жалко… Соображение! Хотя бы одно, маленькое, как вы выразились, соображение — это было бы нашим спасением. Это нам и нужно — соображение! Что бы вы дали теперь за одну идею? Я бы дал, как вам сказать… я бы мог даже отказаться от недели отпуска осенью! Вы можете вообразить, что это для меня значит? Неделя осенью — это семь дней и семь ночей, когда можно спокойно дышать. Это грандиозно! А я их спокойно меняю на какое-то соображение… Но, как видите, никто не соглашается на такой обмен. Никому нет дела, что у меня нет ни каких соображений… С другой стороны, если хорошенько подумать, то ничего удивительного. Что может прийти в голову в такую жару! Вот вечером — это совсем другое дело! Но до вечера мы должны провернуть всю обычную работу, собрать впечатления, а по холодку начнем все перемалывать и, глядишь, высидим какое-нибудь соображеньице… Отправлюсь-ка я восвояси. Благодарю вас, товарищ инженер, за беседу. Надеюсь, не очень вам досаждал. Да, хочу вас попросить еще об одном: возможно, вы разыщете… вашу сотрудницу. Я буду ее ждать. Мне хотелось бы познакомиться с ней.
Морару встал и быстро вышел.
Андрееску вызвал коммутатор и попросил найти Ирину, где бы она ни находилась. Через пять минут его соединили с Ириной, и он передал ей просьбу майора Морару.
Немного спустя она уже сидела в кресле и внимательно рассматривала майора. Она была очень спокойна или только делала вид, во всяком случае, она казалась чрезвычайно спокойной.
—
— Нет.
— Как же так? Вы же были в этом кабинете час на зад.
— Я вам говорила, зачем меня послали.
— И это вас не удивило? Разве вы не знаете, что я опечатал отдел спецхранения?
— Сейчас уже все об этом знают. И я тоже очень удивлена. Но почему опечатали — никто не говорит.
— Так-так… Тогда скажу я. Вам известно дело 10-В-А?
— Конечно.
— Оно исчезло. Инженер Андрееску утверждает, что вчера вручил Ончу папку с двумя экземплярами своей работы. Вот вкратце и все. Я хотел бы знать, когда вы видели эту работу в последний раз.
— В окончательном виде?
— Совершенно верно.
— Никогда. Вчера утром инженер Андрееску попросил у меня новую папку. Я дала ее. Он сказал, что хочет положить в нее окончательный вариант работы в двух экземплярах. Но видеть я ее не видела.
— Но все-таки вы его ассистентка… Вы принимали участие в этой работе. Вы ее знаете.
— Я принимала участие, но я ее не знаю. Видите ли, подобная работа — это весьма сложный механизм. Он состоит из сотен, даже тысяч слагаемых. Можно прекрасно знать десять-двадцать, даже сто из этих слагаемых, но не знать всю работу в целом. Я проектировала многие элементы этой ЭВМ, я придавала им окончательную форму, но и только. Я не могу и не смогла бы вообразить ее всю целиком. Для этого нужна высшая квалификация.
— Так-так… Понимаю. Очень хорошо понимаю… Вы давно работаете с инженером Андрееску?
— Уже четыре года.
— И что он за человек?
Ирина улыбнулась, что случалось не часто.
— Я должна вас предупредить, что мой муж и инженер Андрееску давние друзья, еще со школьной или студенческой скамьи. Четыре года назад они встретились здесь снова, и мы подружились, так что он для меня хоть и начальство, но просто-напросто Виктор. После этого следует ли мне отвечать на ваш вопрос?
— Да. Я жду.
— Хотите получить устный отзыв?
— Нет. Скорее я хотел бы услышать личное мнение, которое для меня тем важнее, что оно будет исходить от умной и красивой женщины.
— Благодарю. Это комплимент?
— Нет. Простая констатация факта. Прошу вас.
— Что он за человек… Ответить и легко и трудно. Я бы сказала, что он превосходный человек. Почему? — спросите вы меня, но тут я не знаю, что вам сказать, и причин для этого много. Человека характеризуют самые различные вещи: и то, что он делает, и то, чего не делает, что принимает и что отвергает, во что он верит и во что не верит, чего он хочет и чего не хочет…
— Так что же делает он?
— Только добро… Он работает самоотверженно, и не только над тем, что его увлекает.
— А чего он не делает?
— Не жульничает.
— Что он принимает?
— Откровенность.
— Что отвергает?
— Злонамеренность.
— Во что он верит?
— В то, что человек рожден быть счастливым и что он поможет в этом и другим.
— А во что не верит?
— В то, что наступит день, когда он сможет сказать, что счастлив.