Современный Румынский детектив
Шрифт:
Утвердительный ответ с моей стороны мог бы в этом случае обернуться бумерангом против меня же. Осторожность в действиях криминалиста вменяется ему в обязанность, прежде всего чтобы уберечь от подозрений невиновного. В противном случае дело было бы куда как просто! Вот, пожалуйста, пример: Петронела была в течение некоторого времени возлюбленной Кристиана Лукача. Она студентка-медичка. Кристиан Лукач умер вследствие сделанного ему укола… Тут вывод напрашивается сам собою!
Вот почему я и отвечаю:
— Нет, я ее не
Полковник с еще большим раздражением трет рукою подбородок. На мгновение мне показалось, что его раздражение вызвало именно высказанным мною предположением.
— Если я тебя верно понял, ты в соответствии с формулировкой экспертизы не подозреваешь никого и вместе с тем подозреваешь всех?
— На данном этапе, да.
— Двузначный случай?.. — бормочет шеф не без недоверия, которое, однако, адресовано отнюдь не мне. Он берет со стола бумагу и протягивает се мне, с тем чтобы я ее присовокупил к делу. — Вот что сообщили нам из Лугожа: Чичероне Лукач, отец Кристиана Лукача, скончался шестнадцатого мая сего года в возрасте семидесяти двух лет. Оставил после себя имущество, оцениваемое в семьсот пятьдесят тысяч лей.
Я не удерживаюсь, присвистываю от удивления.
— Старик Лукач был человеком состоятельным, коллекционировал живопись, старинную мебель… На его счету в сберегательной кассе числится триста пятьдесят тысяч лей. Кроме того, он оставил завещание, составленное с соблюдением всех формальностей и заверенное нотариальной конторой, в котором черным по белому сказано: «Я решил лишить моего сына, Кристиана Лукача, права на какую бы то ни было долю оставленного мною наследства».
Полковник поднимает на меня глаза, желая увидеть мою реакцию на эту новость. Да я и не скрываю, что поражен до глубины души. Мне только и остается, что спросить:
— И кто же все это унаследовал?!
— Очень странное завещание, если иметь в виду, что Кристиан — единственный сын старика. В завещании не названо имя никакого другого наследника. Оно преследовало лишь одну цель — лишить сына права на наследство.
— Был ли старик юридически дееспособен?
— Послушай-ка, что следует дальше, — советует мне шеф. — Жена старика, Валентина Лукач, шестидесяти семи лет, родная мать Кристиана, жива и является законной наследницей мужа, по она совершенно парализована, лишена речи, памяти и так далее, и врачи признали ее недееспособной. Стало быть, с правовой точки зрения она не может ни распоряжаться наследством, ни передать кому-либо свои права на него.
Эта история меня потрясла не только
— В таком случае Кристиан мог бы опротестовать завещание через суд?
Полковник неопределенно покачивает головой — «так, да не так».
— Что говорит по этому поводу закон? — спрашиваю я.
— Я наводил справки… — Шеф покосился на бумагу, на которой его рукой записаны данные, полученные из Лугожа. — И вот что мне сообщили: завещание и было опротестовано, но не Кристианом Лукачем, а его двоюродным братом, Тудорелом Паскару, проживающим в Бухаресте, племянником Чичероне Лукача.
— Одну минуту, извините… — прерываю я его. — Паскару… Вероятно, это сын Милуцэ Паскару, того самого, который уступил Кристиану мансарду на улице Икоаней!
— Проверь! — велит мне шеф и протягивает бумагу со своими заметками. — Как ты сам понимаешь, тут возникает вопрос, и, может быть, наиважнейший, и я прошу тебя им заняться: не собирался ли Кристиан Лукач тоже опротестовать завещание и не по этой ли причине и был кем-то устранен?
Я встречаюсь с ним взглядом и не отвожу глаз. Мой долг опровергнуть его, представить ему другую версию:
— Либо же его преследовало чувство вины по отношению к своему отцу?..
— И это возможно, — соглашается полковник. — Но разобраться во всем этом — твоя забота. Единственное, чего я от тебя требую, — это подробного плана действий. Ну и раскрытия преступления, само собой. — И, вставая: — В Лугоже во всем, что касается семьи Лукачей, связывайся с майором Митрой. Действуй!
Тут я вспоминаю о том, что мы совершенно упустили из виду:
— А похороны? Кто займется похоронами?
Полковник хмурится: он предпочел бы, чтобы я спросил его о чем-нибудь другом. Он человек, и ничто человеческое ему не чуждо, а ведь каждое дело из лежащих у него на столе — это именно человеческая драма. Он подходит снова к окну, долго глядит в него и советует мне через плечо:
— Сообщи обо всем случившемся этому, как ого… Милуцэ Паскару, дяде покойного… Посоветуйся с ним. Я полагаю, что он согласится взять на себя заботы о похоронах. Думаю, он это сделает даже с радостью. Заметь, капитан: ведь со смертью Кристиана Лукача сын Милуцэ Паскару остается единственным наследником всего богатства лугожского дяди!
Я привязан к своему начальнику. Мы работаем вместе вот уже семь лет. Я глубоко почитаю его. Но есть у него черта, которая мне не по нутру: частенько он слишком категоричен в своих предположениях. Вольно или невольно, но в таких случаях он внушает тебе или даже требует от тебя, чтобы ты принял его точку зрения. Вот и сейчас — почему он так уж уверен, что Паскару с готовностью возьмет на себя похороны своего племянника? Почему не предположить, что он никакого отношения к этому делу не имеет?