Современный югославский детектив
Шрифт:
— Да, вы правы! И любовался последней моделью «мерседеса».
— Что ж, как говорится, конь о четырех ногах и то спотыкается…
Мудро сказано. Наконец, выбрав момент, я попросил разрешения удалиться: хотелось привести себя в порядок и отдохнуть.
Чедна и Штраус остались за столиком.
Я подошел к Прпичу и Веселице и сказал студенту, что ночевать он будет в одной комнате со мной. Номер я не назвал, похлопал Нино по плечу и покинул гостиную.
VII
Уже стемнело. В коридоре горел свет. Лестница, ведущая наверх к номерам, находилась в конце коридора.
Я поднялся на
Я остановился у десятой. Нажал ручку. Заперто. И дверь моего номера тоже заперта. Я вставил в замок ключ, но прежде, чем его повернуть, задумался над тем, что же происходило в этой комнате до того, как там появилась Юлиана. Ей, Чедне и Штраусу пришлось ждать не одну минуту, пока Розмари открыла дверь. Спала ли она? Возможно. Молодая, здоровая девушка после утомительного путешествия уснула как убитая. И, появившись на пороге, румяная, как ангелочек, прямо из царства снов шагнула в суровую действительность! Румяная, как ангелочек!.. Почему?
Я хмыкнул и огляделся. Коридор был пуст. Ключ скрипнул, поворачиваясь в замке, я толкнул дверь и вошел в темную комнату. Зажег свет. В номере царил порядок: широкая постель застелена чистым бельем, по обе стороны от нее — тумбочки с ночниками, над ней — сельский пейзаж, занавески на окнах задернуты. В комнате чистота и свежий воздух — должно быть, горничная закончила уборку и закрыла окна перед самым моим приходом.
Я распахнул дверь в ванную комнату. И здесь чистота и порядок.
Ничто не напоминало об ужасающей картине — лежащая на постели задушенная шелковым шарфом Юлиана.
Шелковый шарф?
Странно! Ромео раздавал шелковые шарфы — как священник благословения! Шарфы были похожи, словно близнецы. Он подарил Юлиане, Чедне и Розмари. Именно в таком порядке. Я вспомнил, как при этом Ромео читал Шекспира, демонстрируя свой актерский талант. И тут у меня возникла тревожная мысль о грозящей еще кому–то опасности.
Первой жертвой был Ромео. Задушен шелковым шарфом!
Второй жертвой стала Юлиана. Задушена шелковым шарфом!
Кто третий?
Чедна и Розмари тоже получили по шарфу в подарок от Ромео. Не станет ли одна из них следующей жертвой?
Пока в моей голове роились эти мрачные думы, я не мог отвести взгляда от кровати. Белые наволочки, без единой морщинки простыни и покрывало. Перед моим мысленным взором предстала бледная Юлиана с затянутым на шее шарфом. Эта же постель хранила отпечаток тела спавшей невинным сном Розмари.
Спала ли она?
Была ли она одна?
И что только не придет человеку в голову! Но если вспомнить ссору между «отцом» и «дочерью», вполне объяснимо, что мои мысли приняли такое направление. Если «отец» называет «дочь» шлюхой, поскольку установил «истину», значит, она шлюха! К тому же, если фамилия отца Штраус, а дочери — Штраух, многое становится ясным. Следует также добавить, что обычно отец и взрослая дочь не спят вместе в одной постели. Я мысленно похлопал себя по плечу: «Браво, парень, ты начинаешь соображать!»
Раздвинув
Мой взгляд остановился на рефрижераторе. Это была машина Ромео. Около нее суетились какие–то люди и, насколько я мог видеть, демонтировали ее. И тут мне вспомнился телефонный разговор Сенечича с кем–то, вероятно, из Загреба и отчетливо произнесенное им слово — Интерпол!
Черт возьми! Дело, похоже, усложняется!
Однако все по порядку. Я выглянул из окна. Комната находилась на втором этаже; внизу, очевидно, была рыхлая земля. Если бы человек — даже не очень спортивный — выскочил из окна, он бы благополучно приземлился или в худшем случае слегка ушибся. Прпич говорил, что Ромео, появившись из–за мотеля, чуть прихрамывал. Проходя мимо, он подмигнул Прпичу, человеку, у которого отбил жену. Как будто хотел сказать: «Ромео верен себе! Вот он идет, одержав очередную победу!..» А шел он из комнаты, которую его заставила покинуть нуждавшаяся в отдыхе Юлиана. Разрумянившемуся ото «сна» ангелочку Розмари понадобилось всего три минуты, чтобы высвободиться из страстных объятий, выпроводить любовника в окно и открыть двери!
Если Штраус пришел к тому же выводу, что и я, то ревность или, скорее, ущемленное самолюбие могли толкнуть его на убийство.
— А ты чего тут?
В комнату входила Чедна.
— Я решила привести себя в порядок. Розмари еще у следователя, а Штраус с Прпичем и Веселицей беседуют. — Чедна встала рядом со мной у окна. — Что там происходит? — поинтересовалась она, заметив людей возле рефрижератора. — По–моему, это машина Ромео.
— Верно, — подтвердил я. — Судя по всему, эта махина скрывает тайну.
— И эта комната — тоже. — Чедна осмотрелась. — Широченная кровать, отец и дочь… Ты заглянул в их паспорта?
— Ты оказалась права! Фамилия немца — Штраус, Розмари — Штраух.
И я рассказал Чедне, к какому выводу пришел, разглядывая эту комнату и выстраивая свои предположения относительно Ромео и Розмари.
— Очень может быть, — согласилась со мной Чедна. — У Штрауса была причина мстить Ромео. Но у него не было причин убивать Юлиану. Впрочем, он, с его богатством и возможностями, вряд ли бы пошел на преступление из–за какой–то шлюшки!
— Погоди, — я прикоснулся к шарфу на шее Чедны, — почему ты не снимаешь его?
— Зачем? Кому–то он приносит несчастье, а кому–то, может, наоборот!
— У Розмари я шарфа не заметил.
— Наверное, она считает, что он приносит несчастье, и убрала его куда–нибудь подальше. А почему ты спрашиваешь?
— Честно говоря, у меня предчувствие, что следующей жертвой станет она.
— Ты прямо как женщина — веришь предчувствиям!
Я рассмеялся:
— А ты? Разве у тебя нет ощущения, что это заколдованный круг?
— Не волнуйся! Я позабочусь о Розмари. Впрочем, думаю, что теперь у ее двери будет дежурить милиционер. Куда ты? — спросила Чедна, увидев, что я собрался уходить.
— Спущусь во двор. Меня интересует, почему демонтируют рефрижератор. Заодно посмотрю, нет ли следов под окном.
— А я пойду к себе, приму душ и приведу себя в порядок перед ужином.
Я уже был в коридоре, когда Чедна меня окликнула: