Сойти с ума
Шрифт:
Но художник именно этой ночью крепко спал, ведь он продержался без сна почти двое суток. Сначала герцог нещадно заставлял выполнять тренировочные упражнения, затем, опять же по распоряжению герцога, он не смыкал глаз и вовремя разбудил поселян. Потом засада, где Саян чуть не уснул под уютными хвойными ветвями. И пиршество по случаю победы над странными воителями живописец также пропустить не мог. Потому, пока графиня впервые с нетерпением ожидала его традиционного ночного визита, художник впервые пребывал в объятиях ночных
Бригитте становилось все хуже. Она едва доплелась до комода, где стоял кувшин с родниковой водой. Пила жадно, кривясь от болезненных ощущений при каждом глотании. Путь от комода до постели вышел тернистым. От слабости и высокой температуры девушка не удержалась на ногах, упала на спину. Поднялась не сразу, испугалась, что может вновь рухнуть и удариться посильнее.
Она с облегчением улеглась в кровать, но облегчения ее страданиям не наступало. Стоило закрыть глаза – подступала тошнота, стоило открыть – комната вертелась и вращалась. Бригитта маялась, металась на постели, забывалась на мгновения в спасительном сне, но почему-то сон упорно не желал стать долгим и спокойным.
– Бригитта, ты знаешь, который сейчас час?! – рявкнул герцог, бесцеремонно врываясь в ее светелку, запуская в дом порыв ветра и облачко из снежинок.
Ответа не последовало, а Волфуорт обнаружил, что девушка еще спит. Генерал немного растерялся. Он-то думал, девчонка сознательно саботирует свои обязанности помощницы, и собирался как следует вразумить ее. А она всего-навсего спит дольше обычного, что, впрочем, не слишком-то и удивительно, деньки для нее выдались трудными.
После секундного смятения Чарон заметил то, что в пылу гнева на графиню бросилось в глаза не сразу. Разбитый кувшин на полу с подсыхающей вокруг осколков лужицей. Небрежно брошенный наряд. Бригитта была аккуратной, опрятной девушкой, не из тех, кто разбрасывает одежду по всему дому. Липкая прядка светлых волос на обычно гладком лбу, а сейчас украшенным тревожной морщинкой. И личико – покрасневшее так, будто девочка находится в протопленной бане, а не в едва теплой светелке.
Где-то в груди у Чарона сжалось, все заготовленные недобрые слова испарились.
– Бригитта, – позвал он и сам не узнал своего голоса – нежного, заботливого, обеспокоенного.
Она не слышала, и герцог подошел поближе, дотронулся широкой ладонью до ее лба. Лоб Бригитты пылал жаром.
Паника единственный раз в жизни накрывала Чарона Волфуорта. Тогда паника, наряду с отчаянием, выбила у десятилетнего пацана почву из-под ног, дала под дых и слепила из него жестокосердного дракона.
Оказывается, как мало надо для того, чтобы вновь поддаться панике – всего-то дотронуться до горячего лба особенной для тебя девчонки, всего-то осознать, что девчонка больна.
От чужого прикосновения Бригитта приоткрыла глаза. Такое простое действие отозвалось болью в висках. Над ее лицом склонился герцог Чарон Волфуорт.
– Лекарства! Где в этом чертовом лесу можно достать лекарства?!
С Бригитты сразу сошел морок, выраженьица вполне в духе настоящего Чарона Волфуорта.
– Цветок от хвори, – протолкнула девушка слова сквозь осипшее горло. – Попроси кого-нибудь принести.
– Я сам принесу. Скажи только, где растет, как он выглядит? – удивил ее герцог.
– Сам? – с трудом верилось ей, что важный генерал будет рыться в сугробах.
– Все кататься ушли, – пояснил он. – С горы. На санях. Даже медведь с тигром.
– С горы? На санях? Я тоже хочу.
– Покатаешься, когда выздоровеешь, – готов был пообещать Волфуорт ей все, что угодно, лишь бы она поправилась. – Бригитта, где растет нужный цветок? – повторил Чарон свой вопрос.
– За смотровой башней. Там целая поляна аметистовых цветов.
Бригитта закашлялась, и герцог опять потерял самообладание. Кинулся к кувшину с водой. Чертыхнулся, тара-то разбилась. Углядел на столе мандарин, быстро снял с него шкурку и поднес очищенный фрукт графине.
– Я не смогу его сейчас съесть, – с самым разнесчастным видом произнесла девушка. – Но все равно, спасибо.
Чарон мысленно обозвал себя ослом и кинулся уже на улицу, искать треклятый цветок. Он знал про какую башню говорила Бригитта – одинокое строение, стоящее особнячком от всех жилых построек восточного поселения. Пока торопился к башне, сообразил, что не имеет представления, как выглядит аметистовый цвет.
– Не могла нормально сказать? – ворчал он. – Синий, зеленый. А то аметистовый!
Оставалось надеяться, что других цветов на поляне нет, и не придется ломать голову над тем, какой побег вытаскивать из-под снега.
Чарону еще не довелось осмотреть башню, ни ее саму, ни территорию вокруг и, надо сказать, поляна его впечатлила. Под снеговыми заносами просачивались огненные краски фиолетового, зеленого и бордового. И располагались они не хаотично, а образовывали контур рисунка. Герцог уже видел такой контур – неровный разлом, граница между Королевствами и Скаженным лесом.
Интересно, но об этом он подумает позже. Сейчас ему нужен цветок. Зелено-малахитовый отверг сразу, помнил о пристрастии к нему пчел. А вот фиолетовый или бордовый? Чарон решил взять сразу два, дабы уж точно не промахнуться.
Повозиться пришлось изрядно, до цветов не так-то просто было и добраться. Повезло еще, что к герцогу присоединился один из котов Хана, тот, который черный и с противоестественно длинными клыками. Сам пришел, сам копать стал. В общем, помог Чарону достать два цветка.