Союз обворованных
Шрифт:
— Простите, господин милиционер, но мне казалось, слово «свидетель» происходит от глагола «видеть»…
Однако тут вмешался один из мужчин — в темных очках, с изрядной сединой и выразительным лицом.
— А что, Григорий Викторович, пожалуй, и сумеем мы вам помочь. Вот и звонок как раз… Идемте со мной, — сказал он и уверенно двинулся в коридор.
На ходу он объяснил, что зовут его Владимир Сергеевич, что преподает он литературу и что ему понятно, почему милиция обратилась за помощью именно к слепым.
— Наталья Даниловна зрячая, потому
— Я, честно говоря, думал, у вас учителя тоже слепые.
Владимир Сергеевич ответил ровным голосом:
— Раньше так и было. Но у нас намного выше ставки, чем в обычных школах, поэтому многие стремятся к нам попасть. Обучаются письму по Брайлю, ничего, работают…
Он не договорил, но Гриша сообразил сам: а старых преподавателей, слепых, выживают…
В классе сидели человек пятнадцать подростков — мальчики и девочки. Гриша оглядел лица — какие-то замкнутые, ушедшие в себя, — опустил глаза и постарался держаться ровнее.
— Ребята, — сказал Владимир Сергеевич, — к нам пришел за помощью лейтенант милиции Рыбак Григорий Викторович. Ну-ка давайте вспомним, не слышали ли мы чего-то странного двадцать девятого числа, в среду, около десяти часов утра. Что у нас было в среду на третьем уроке?
— Литература, ваш урок! — сразу сказала девочка со второй парты в правом ряду.
— Так. И что мы с вами делали около десяти?
— Кто что! Мы отвечали, вы двойки ставили, — сострил мальчик с задней парты.
Класс сразу развеселился, послышались смешки, лица ожили — и Гриша вдруг обнаружил на них очень богатую мимику.
— Ну, положим, не двойки, а только одну двойку, Шура. Ты случайно не вспомнишь, кому?
Шура покраснел и промолчал.
— Вот-вот, ты и тогда молчал. Не мог вспомнить, в какой стране происходит действие трагедии Шекспира «Гамлет, принц датский».
Класс радостно грохнул. Владимир Сергеевич постучал пальцем по столу, стало тише.
— Так, ребята. Шура молчал, мы слушали — и что же мы услышали?
— Стрельбу, — испуганно пискнула девочка на последней парте маленькая, щупленькая, круглоголовая, с короткой стрижкой.
«Воробышек», — подумал лейтенант Рыбак.
— А конкретнее?
— Можно я? — встал паренек с первой парты в левом ряду. — Нам тут лучше слышно, возле окна. На улице звуки обычные были: машины, троллейбус проехал в сторону парка — быстро проехал, наверное, светофор возле аптеки был зеленый… собака залаяла, небольшая… кажется, хлопнула дверь, но я не уверен.
— Хлопнула, — подтвердила его соседка.
Гриша слушал эти разговоры — и не верил. Он прикрыл глаза, попытался прислушаться: ну что, звуки, как всегда в помещении, где люди, — чье-то простуженное дыхание, шаркнула нога, кто-то уронил какой-то небольшой предмет, вроде бы деревянный.
Лейтенант открыл глаза. Паренек в левом проходе наклонился, шарил пальцами по полу. Гриша шагнул туда и поднял с пола небольшое шило странной формы.
— А зачем тебе шило на уроке? — удивился он — и насторожился.
Паренек насупился и промолчал.
— Не удивляйтесь, Григорий Викторович, — мягко вмешался учитель. Шило у нас вместо карандаша… Мы его так и называем — «грифель». А вот это называется «доска»…
Он вынул из левого кармана пиджака небольшой алюминиевый предмет, показал. Это был складной трафарет с рядами прямоугольных окошечек. Между двумя половинками заложена карточка вроде библиотечной, плотная. Только тут Гриша сообразил, что такие же штуковины размером побольше — с тетрадную страницу — лежат на столах перед всеми детьми.
Тем временем Владимир Сергеевич достал из того же кармана свой «грифель» — у него он был с пластмассовой ручкой, — сел, оперся локтями, положил «доску» на стол и, ощупывая пальцами, начал втыкать шильце в дырочки. Голову он при этом не опускал, и Гришу дернуло чувство вины.
— Вот пощупайте, — Владимир Сергеевич вынул из трафарета карточку, здесь я написал шрифтом Брайля вашу фамилию — «Рыбак», правильно?
— Наверное, правильно, — решился пошутить Гриша, — я ведь по Брайлю неграмотный…
Дети охотно засмеялись.
— Но вы знаете, — осторожно продолжал лейтенант, — я слушаю — и не могу поверить. По-моему, сюда с улицы вообще никакой шум не доходит.
— Не удивляйтесь, Григорий Викторович, у нас слух развит сильнее компенсация. Вы не представляете, на что способны человеческие органы чувств, когда их не подавляет поток зрительной информации… Вот станьте возле окна, а мы вам расскажем, что там происходит. Алеша, говори, раз уж ты начал.
Паренек у окна прислушался.
— Сейчас, думаю, светофор красный, машин не слышно… От площади идет троллейбус, гудит…
От площади действительно шел ярко раскрашенный троллейбус с рекламной надписью «Mivina» на борту.
— А теперь машины пошли. Обыкновенные, легковые… У одной мотор не так работает, как у всех…
Внизу проехал серо-голубой дизельный «форд».
— …сворачивает на Галицкую… А вот это, наверное, мусорная машина из двора напротив выезжает, гремит… Дождя сейчас нет, но дорога мокрая, шины чавкают…
— Здорово! — искренне восхитился Гриша. — Ладно, убедили. Ты остановился, когда сказал, что дверь хлопнула…
— Ага, хлопнула… Еще раз залаяла собака, сердито так, а потом начали стрелять… Две очереди отдельно… — Алеша замолчал, припоминая, лейтенант оторвал карандаш от бумаги, поднял голову. — Почти сразу ещё одна… Потом, позже, отдельный выстрел… Две очереди короткие, подряд… Два выстрела отдельных — одиночных, это так называется? Звук не такой, как у того отдельного выстрела, что раньше был… Еще раз короткая очередь… Секунд пять — и очередь подлиннее. Потом — одиночный выстрел, последний — и тут стало слышно, что люди кричат… женщины… А потом резко хлопнула дверь, потом автомобильные дверцы — и два автомобиля отъехали, легковые.